Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Стресс, приятель… и гольф.
— Приятно, что ты пришел проводить Брендана.
Я сказал это почти что искренне.
Кленси оглянулся, как будто боялся, что его подслушают, и проговорил:
— Он мог бы добиться большого успеха — настоящий талант следователя, — если бы не ударился в религию.
У него это прозвучало как «болезнь». Он помолчал и добавил:
— Вроде тебя, Джек, только ты утопил свой талант в бутылке.
Я бы пропустил это мимо ушей, но не мог из-за Брендана. Что-то я должен был сделать. Я сказал:
— Ну, кто-то из нас должен был вскарабкаться по лестнице и в итоге получить… что?.. гольф… лишний вес?
Кленси подал сигнал часовому, смахнул пылинку с отворота пиджака и произнес:
— Тут вчера одного парня подстрелили.
— Да?
— Часового твоего старого приятеля, этого Билла Касселла.
— Вне сомнения, вы проведете самое тщательное расследование.
Инспектор взглянул мне прямо в глаза:
— Я и пальцем не пошевелю, чтоб они все сдохли.
Он ухмыльнулся, повернулся к часовому и рявкнул:
— Чего ты тут стоишь? Гони эту проклятую машину.
Пришла моя очередь улыбнуться. — Власть тебе явно великовата, — заметил я.
И потопал прочь.
Среди присутствовавших на похоронах я заметил Брид Ник ен Иомаре. Вероятно, она была на дежурстве, поэтому опоздала. Выглядела Брид потрясенной. Наверное, это для нее первая смерть полицейского. Даже если Флад был бывшим полицейским.
Я подумал, не подойти ли к ней, но она куда-то скрылась.
… то, что я мог бы прочитать, оставалось полностью или почти полностью непрочитанным, хаосом искаженного сознания.
К. Б.
~ ~ ~
Главным церемониймейстером, как водится, был святой отец Малачи. Сейчас он прикуривал одну сигарету от окурка другой. Я сказал:
— Хорошая служба.
— А… про самоубийство очень трудно говорить. Во всяком случае, мало, что можно сказать хорошего.
Священник взглянул на меня сквозь облако дыма и добавил:
— Они от него наконец избавились.
— Bay, да вы прямо переполнены сочувствием.
Тут выражение лица святого отца изменилось, в его глазах появился ядовитый блеск Мало можно найти людей противнее хитрого священника. Он ведь подкрепляет все свои деяния теологическими выкладками.
— Когда я услышал, что с собой покончил бывший полицейский, — сказал Малачи, — я решил, что это ты. Готов был поспорить.
— И разбить сердце бедной матушки?
Он отмахнулся от меня, но я еще не закончил:
— Так вы все еще получаете от нее «взносы»?
Прежде чем его хватил удар, подошла женщина и обратилась ко мне:
— Джек Тейлор?
Я повернулся… Миссис Флад в трауре, напоминавшая сушеную ворону.
— Сожалею, такая потеря, — произнес я.
— Никакая он не потеря. Вот.
Она протянула мне конверт. Записка Брендана. Я не знал, что сказать.
Вдова заметила:
— Не беспокойтесь. Я конверт не открывала.
— Я так и не думал.
— Да нет, думали. Может, вы и не носите форму, но вы все равно полицейский. Да накажет вас Господь.
Она не плюнула в меня, но я все равно вытер лицо и пробормотал:
— Ну, хватит.
И направился к Фостер-стрит. Быстрым шагом.
МОНАСТЫРЬ СВЯТОЙ МАГДАЛИНЫ
Прачечная работала так хорошо, что местные жители начали даже носить туда свое белье. Никакого сочувствия они не проявляли. Все девушки были бледными, они редко покидали здание и напоминали те крахмальные простыни, с которыми возились. Отсутствие солнечного света и духота еще больше усиливали ощущение безнадежности. Девушки считались грешницами и были обязаны молиться и во время работы. Священники, наезжавшие в монастырь, напоминали девушкам о том, что они лишились милости Господней и о том, как долог и труден путь к прощению, если вообще такового можно добиться. Люцифер заходила в прачечную часто, и всегда с невероятно властным видом. Ее глаза уже привыкли к испарениям мыла, отбеливателя, пару и постоянно кипящей воде. Запах пота и смрад, исходивший от немытых тел, только подстегивали ее ярость. Она ненавидела этих девушек, причем сама не понимала за что.
На следующий день я позвонил Биллу Касселлу. Он рыкнул:
— Что ты хочешь, Тейлор?
— Ну, Билл, а как же насчет Джека?
— Не дури мне сегодня голову, парень.
— Я нашел ту женщину.
Шумный вдох, потом вопрос:
— Где?
— В Ньюкасле.
— Рассказывай.
Я рассказал.
Он замолчал, переваривая сведения. Я подал голос:
— Теперь мы квиты, верно?
— Что?
— Ты сказал, что забудешь про мои долги, если я найду ее.
— Да, да, ты больше ничего мне не должен.
Я мог бы на этом остановиться, но мне хотелось потрепать ему нервы:
— Что-то ты невесел, Билл.
— Кейси подстрелили.
Я рискнул пойти дальше и спросил:
— Кто такой Кейси?
Послышался низкий, злобный смешок в ответ:
— Удивляюсь, что ты его забыл. Большой такой парень в белом спортивном костюме, он еще держал тебя, когда мы в последний раз болтали. Разумеется, Нева ты не видел и, если повезет, не увидишь.
— Вот как.
— Ну да, какой-то трусливый козел прострелил ему колено.
— Наверное, больно.
— Как будто тебе не все равно.
— И кто же мог это сделать?
— Ну, тебя я могу спокойно из подозреваемых исключить.
— Почему?
— По двум причинам. Первое: ты обычно так пьян, что и собственный член нацелить не сможешь, и второе: у тебя смелости не хватит.
Клик.
Нельзя сказать, что я взял верх в этом разговоре. На мне снова был темно-синий костюм, по случаю того, что сегодня Брендана опустят на шесть футов под землю. Его письмо лежало рядом с моей постелью. Я все никак не решался распечатать конверт. Проглотив пару таблеток, я включил радио. Бобу Дилану уже шестьдесят.
В конечном итоге он получил Оскара за песню из фильма «Блестящие молодые люди». Они ее поставили — «Все изменилось».