К тому моменту, как Жакрам начал осознавать происходящее, ловушка уже захлопнулась: он был опутан многообразием нерушимых клятв. На словах он считался царём нагов (всем индюшкам на смех), но на практике был всего лишь орудием в руках отца. Всё, что ему оставалось — выкручиваться, искать щели в формулировках и союзников среди врагов.

Пожалуй, он бы плюнул, опустил руки, выбрал бы другой путь, но... Он был в ответе за племя своей матери. Они, в какой-то степени, были единственным, что у него вообще в этой жизни оставалось... настоящего. И Жакрам делал, что мог; тренировал их, экипировал, натаскивал, обучал. Он рассудил: если уж его ребята неизбежно должны стать ударным кулаком — то пусть будут лучшим ударным кулаком. Это единственная защита, которую он мог им предложить.

Дорина он поначалу брать не хотел. Полукровка, ублюдок одного из высокопоставленных нагов истреблённого племени, Дорин провёл детство вдалеке от своего народа и довольно долго был змеёнышем на побегушках у уличной банды. Он вырос в мире, где либо убиваешь ты, либо свежуют тебя. В этом, по сути, они с Жакрамом и были похожи — несмотря даже на то, что один жил на улице, а другой — в условно царской семье.

Собственно, история их дружбы началась с драки — и, учитывая характеры обоих, тут вообще нечему удивляться. Удивительным было только то, что разошлись они вничью; точнее, Жакраму пришлось превращаться в дракона, чтобы одолеть Дорина. Его, гордившегося своими навыками, это впечатлило и разозлило. Мог ли он проигнорировать такой вызов? Разумеется, Жакрам сделал всё, чтобы перетащить этого нахального придурка в свою команду.

Такими талантами, как ни крути, не разбрасываются.

Что нашла в Дорине Ида — только одним богам ведомо, и чувство юмора у упомянутых сущностей явно больное. Право, что может понравиться хорошо воспитанной принцессе в грубом дворовом мальчишке? Жакрам не знал и, что характерно, не хотел знать.

Самое интересное, что Дорин всячески сопротивлялся. И вот это было для Жакрама самой большой загадкой. Дело в том, что наг был тем ещё ходоком; расхожая фраза "Имеет всё, что движется, что не движется, то двигает и имеет" идеально бы смотрелась в его личном деле. Девчонке достаточно было посмотреть в его сторону, чтобы он сделал охотничью стойку... Но от Иды, прекрасной, высокородной и женственной, Дорин бегал, как от огня. В чём, мать его, логика?

Жакрам подумал, что Дассиди, будь она жива, точно ответила бы. Она говорила, что женщины понимают во всей этой любовной ерундовине получше мужчин. Может, так оно и есть.

В любом случае, Ида вроде бы смирилась, но всё равно бросала вслед Дорину взгляды. Жакрам от этого тут же чувствовал себя не в своей тарелке и спешно притворялся, что его тут нет, не было и не будет — вот вообще никогда. Больше всего на свете он боялся, что однажды ему придётся встать между двумя самыми близкими существами и принимать чью-то сторону.

Хотя нет, это враньё. Больше всего он боялся, что эти двое умрут раньше него, на его глазах, по его вине. Хуже не было ничего — и не могло быть.

* * *

— Ну что там? — уточнил он с показным раздражением. — Кажется, я напитал твоего подопытного энергией. Ему нужно опять? А не многовато ли чести?

— Нет-нет, — Ида смущённо свила хвост. — Скорее, я хотела бы показать... результат.

Жакрам ощутил нечто сродни самой настоящей панике.

— Подожди. Оно что, вылупилось?!

— Пока нет, но... в общем, смотрите сами!

И он посмотрел. Как выяснилось, яйцо треснуло, и в нём происходили какие-то... копошения. Жакрам подавил смутное желание сбежать.

— Ага, — сказал он. — И что ты собираешься с ним делать?

— Изучать дальше, — сказала Ида быстро. — В конечном итоге, это же просто детёныш! И он может остаться со мной...

Скользкий момент. Очень. И ему хотелось бы быть тактичным, но случай, увы, совсем не тот.

— Слушай, — сказал он. — Ты — специалист, тебе решать. Препятствовать не буду. Но я бы на твоём месте не забывал, где мы и что тут творится. А ещё я мог бы напомнить, что лично выпустил кишки папочке вот этого существа и сломал хребет мамочке.

Она сжала губы.

— Я...

— Ты должна понимать, что мы в любой момент можем сдохнуть, — упорно продолжил Жакрам. — И знать, что жалости и женским инстинктам тут не место. Даже если мы выживем, если ты правда заберёшь его себе — обдумай, что ты ему скажешь, когда он вырастет. Сама ведь знаешь — он спросит.

Круто развернувшись, Жакрам покинул комнату. На душе стало погано от потерянного взгляда Иды, но он должен был это сказать. Хотя бы для того, чтобы она не заигрывалась и принимала решение с широко открытыми глазами.

Ида ненавидела войну.

Наверное, эта ненависть — обычное дело, особенно для женщины. Будь ты матерью или дочерью, сестрой или возлюбленной, война будет значить крах твоего мира. В этом можно не сомневаться. У мужчин иные отношения с ней, их выбор чуть проще: или сражайся, или беги. Женщинам же приходится принимать решения иного толка.

Чем кормить детей, если сожжены поля? Как жить после того, как тобой попользовались вражеские солдаты — и стоит ли предложить себя ещё раз, в обмен на еду для детей? Ждать ли, если вот уже несколько лет неизвестно, что случилось с возлюбленным? Где жить, если дом, в котором ты свила своё гнездо, сгорел до головешек?

Иде доводилось видать войны. И женщин. И все эти вопросы в их глазах.

Но для неё все было более странным и сложным. Для неё война война была не просто непрекращающимся кошмаром, о нет; для Иды, сколько она себя помнила, война была соперницей. Самой хитрой, притягательной и губительной из возможных. И у Иды, разумеется, не было ни шанса при таком раскладе... но она пыталась. Она стала лекарем при боевом отряде, в котором служили два самых дорогих ей мужчины, и делала всё, чтобы они прожили подольше.

У Иды были мечты, очень наивные и простые. Она хотела быть женой, матерью и хозяйкой красивого дома; примерять украшения и наряды, устраивать праздники и, возможно, завести домашнее животное. Например, балрионскую синюю свинку.

Но самая большая проблема, наверное, была в том, что она точно знала, чьей женой хочет быть. И понимала в глубине души, как безнадёжно и невыполнимо её желание. Всё, что оставалось ей — это походы, сражения и редкие секунды покоя между ними.

Предгорная кампания в этом смысле была тяжелее прочих. Воевать с драконами — это совсем не то же самое, что покорять человеческие или орочьи поселения. Даже с учётом внешних и внутренних союзников потери были огромны. К тому же, это было морально очень тяжело, потому что драконий край казался... мирным. Уютным. Прекрасным.

Иде было тяжело пользоваться роскошествами этого дома, зная, что тут жила семья, полная любви и надежд. Не заметить это было невозможно: Иду поселили в комнате, принадлежавшей раньше хозяйке дома. На фронте было затишье, потому она изучала свои покои и читала дневник той драконицы, что жила тут раньше.