– Убирайся, – говорит Чейзу друг Бретта. – Я тебя еще в прошлый раз предупреждал, что в этом дерьме нет ничего крутого. Уходи и не возвращайся. Тебе здесь не рады.

Чейз пожимает плечами. Другой парень кидает ему обувь и рубашку.

– Пошел к черту, придурок. В любом случае я получил то, за чем пришел.

Я вскакиваю, когда Чейз останавливается рядом со мной.

– Поболтаем на следующей неделе, Кеннеди. Обменяемся мнениями. – Он сгребает свое барахло, со смехом фыркает и направляется к двери.

– Чувак, ты должен взять себя в руки. Ему слишком легко удалось вывести тебя, – говорит Бретт.

– Что-то не припомню, чтобы ты сам держал себя в руках, – парирую я.

Он вздыхает.

– Как думаешь, зачем я тебе все это говорю? У парня талант выводить людей из себя. Он бесит меня до усрачки, я каждый раз взрываюсь, хотя и не намерен ругаться с ним на регулярной основе. Ты понимаешь, что только что раскрыл все свои карты? Теперь захват Ланы станет целью всей его жизни.

Я выругался себе под нос. Бретт прав. Я только что бросил ему вызов, и он с готовностью его принял.

Лана

Всю неделю я особенно ждала воскресную прогулку у озера. Мы уже сходили в церковь, и теперь Хьюсон дремлет в своей коляске. Пока мы гуляем по берегу озера, мама задумчиво идет рядом со мной, очарованно глядя на тусклый солнечный свет, который отражается от глади воды. Я застегиваю капюшон Хьюсона, чтобы удостовериться, что он в тени. Малыш спит, склонив голову на бок и засунув большой палец в рот. Его густые темные волосы быстро растут, и, вероятно, в скором времени нам предстоит поездка в парикмахерскую. Не верится, что в следующем месяце ему будет уже полгода. С одной стороны, кажется, что шесть месяцев пролетели как шесть недель, с другой, – что он всегда был со мной.

– Мам?

Она вскидывает голову и смотрит на меня.

– Да, милая?

– Что будет, когда Кеннеди узнают о нем? – Я еще не говорила ей, что Кэл в университете, потому что знала: она разозлится.

– Они не узнают.

– Мам, мы не можем быть такими наивными. Рано или поздно они узнают.

– Не представляю, каким образом. – Ее глаза темнеют. – Ты рассказала той девочке? Рассказала Фэй?

– Нет, мама. Я не рассказывала. – И это правда. Кроме Лив, я никому о сыне не рассказывала. Мама настояла.

Она снова может дышать спокойно.

– Тогда, думаю, тебе не о чем волноваться. Мы надежно спрятаны здесь.

– Когда-нибудь мне придется ему рассказать.

Она останавливается, придержав меня за локоть.

– Нет, – качает она головой. – Нет, ты не можешь рассказать ему, Лана. Мы же уже договорились.

И это она называет «договорились».

Я бы назвала это эмоциональным шантажом.

Ведь я всегда собиралась рассказать ему правду, когда жизнь наладится. Маме не удалось бы переубедить меня, даже если ей казалось, что она уже смогла.

Боль скручивает мои внутренности.

– Мама, как ты можешь так говорить? Я не могу лишать его ребенка вечно. Это неправильно!

Я бы не хотела перекладывать всю вину на родителей, но именно из-за них Кэл до сих пор ничего не знает. Когда через пару недель после судебного заседания я узнала, что беременна, то решила, что сначала расскажу родителям, а потом Кэлу. Но мама была непреклонна. Тогда я не знала того, что знаю сейчас, но и теперь не могу понять лицемерного отношения мамы. Она сказала, что пресса будет преследовать меня всюду, стоит им узнать, что у меня будет ребенок, и они навсегда заклеймят меня лицемерной шлюхой. Сказала, что Александра заберет ребенка, и я никогда больше его не увижу. Напуганная и под влиянием гормонов, замученная до тошноты письмами с угрозами, я согласилась с их планом. К урагану эмоций добавилось еще невыносимое чувство вины, когда бабушка и дедушка огласили свои условия, но отступать было уже поздно. Значение имело только то, что я могла обеспечить крышу над головой Хьюсона и заботу о нем.

Но с тех пор у меня было достаточно времени, чтобы все обдумать и о многом пожалеть. Привычная закономерность моей нынешней жизни.

– Ты хочешь потерять Хьюсона? А случится именно это, когда Александра узнает, что он ее внук. – Отношения между моей мамой и мамой Кэла были холодными, и я не понимала, почему.

– Кэл не позволил бы ей так поступить, – уверенно говорю я. Кэл может быть каким угодно, но он не станет отнимать у меня сына. Я готова поставить на это свою жизнь.

– Кэла и спрашивать не стали бы, дитя! – Ее хватка на моем локте становится жестче. – Он слишком молод, чтобы поднять ребенка, так что ему придется обратиться за поддержкой к матери. Кроме того, ты же знаешь, какой он, Лана. Ребенок будет мешать ему жить как он привык. Кэл не захочет с ним заниматься.

Мне хочется защитить его. Сказать, что она ошибается, но я слишком боюсь, что мама окажется права. Я, честное слово, не имею ни малейшего понятия, как Кэл отнесся бы к новости, что он стал отцом. Примет ли он это или сбежит без оглядки?

– В любом случае, – она выпускает мой локоть и делает шаг вперед, – я думала, мы договорились, что лучшим решением будет дать ему возможность жить самому по себе. Не стоит забывать, что ты уже сломала ему жизнь.

Как я могу? Ненависть к себе стала моей постоянной спутницей, а угрызения совести – ежедневным напоминанием о моих ошибках. К тому же бабушка достаточно часто припоминает мне это. Мои бабушка и дедушка очень религиозные, поэтому я произвожу не слишком хорошее впечатление о себе. Они вообще обо мне не слишком высокого мнения. Родившая ребенка вне брака за месяцы до совершеннолетия и отказавшаяся назвать личность отца. Мы можем находиться здесь только потому, что мама пожертвовала своей жизнью ради меня. Ради Хьюсона.

Всепоглощающее чувство вины грозится задушить меня, и я решаю воздержаться от дальнейших протестов, чувствуя себя неблагодарной из-за одних только мыслей о них.

– Ты права. Прости.

– Ох, Лана. – Она снова останавливается, тихо вздохнув. Потом заключает мое лицо в ладони. – Я знаю, что ты очень чуткая, знаю, как тебе сложно, но ты приняла верное решение. Для всех вас.

Я не понимаю, как она может говорить так. Ведь мама и сама была в похожей ситуации, но сделала противоположный выбор.

– Мам, можно спросить?

– Конечно, милая.

Хьюсон шевелится в коляске, и мы возобновляем прогулку.

– Ты жалеешь, что у тебя есть я?

– Нет, дорогая! – Мама спешит заверить меня. – Даже не думай так. Ты лучшее, что случилось в моей жизни. – Она гладит меня по руке. – И твой сын – тоже счастье. Извини, если это было не так очевидно. Он мой внук, и я очень люблю его.