– На четверть больше, чем мы предлагаем. Этот Норткот не зря тянул с бумагами. У него уже было это приготовлено.

Воротила во всей красе. Он уже забыл, что я вообще нахожусь в комнате.

– Да, я слышу. Берут как есть, и ни цента больше за ремонт. Значит, мы даем столько же.

Свободная рука двигается. Похоже, он чешет подбородок, раздумывая.

– Крыша-то починена. – Пауза. – Да, владелец нашел кровельщика.

Наконец-то он обернулся. Смотрит – но без выражения. Ни света надежды в глазах, ни заговорщицкого подмигивания, намекающего на разделенную тайну.

– Давай поднимать цену, Дэн. – Он опять отвернулся, в голосе звучит неожиданная настойчивость. – Не бросать же дело.

Поднимать цену? Не бросать дело? Да что происходит?

– Но со страхованием придется разобраться. Там есть одно условие, которое придется изменить.

Николь почувствовала, что ей становится тошно. Он все еще намерен отнять у нее «Ветерок». Ничего не изменилось, он не перешел на ее сторону.

– С Норткотом я встречусь сегодня.

Опять этот болезненный комок в горле. Вот только причина совсем другая. Совсем.

– Послушай, но платить больше все равно придется. Крыша в порядке. Или почти... Да, конечно. Поговорить с ней я могу. – Косится назад со слабой улыбкой. – У нас неплохие рабочие отношения.

Николь почувствовала, как у нее отваливается челюсть. Рабочие отношения?

Схватив с постели простыню, она завернулась в нее и, спотыкаясь, заторопилась в ванную. Захлопнув за собой дверь, прислонилась к теплому дереву. Не прошло полминуты, как Квин очутился рядом.

– Николь! Нам надо поговорить!

– У меня в кабинете, – огрызнулась она. – У нас рабочие отношения.

– Ну перестань. Что же, мне говорить шефу: сейчас спрошу у нее, она как раз лежит в моей кровати?

Бледность собственного лица, отраженного в зеркале, удивила Николь. С чего приходить в ужас? Или он должен отказаться от покупки только потому, что переспал с собственником?

Николь рывком отперла замок и распахнула дверь. Подхватила на груди скомканную простыню и невольно сглотнула при виде мужской наготы.

– Врешь и не краснеешь, Макграт. Что еще наврал, кроме того что крыша якобы починена?

Ты моя единственная. Это тоже ложь, не так ли?

– Больше ничего. И крыша будет починена. Николь, ты же слышала разговор и понимаешь, что произошло. Норткот нашел еще одного покупателя.

Девушка избегала смотреть на великолепное тело, так небрежно выставленное на ее обозрение.

– И что? Чем один лучше другого?

– Тем, что этот второй даже и говорить не будет про то, чтобы восстановить гостиницу и оставить тебя в ней. Они не хотят никакого ремонта вообще и за починку крыши доплачивать не собираются. И так уже предложили намного больше нас.

– Не понимаю.

– Николь, если купим мы, есть шанс, что я уговорю Дэна отремонтировать гостиницу, а не сносить. И ты сможешь остаться. Разве плохо? А теперь мне, похоже, придется выжать из Дэна намного больше долларов, иначе мы не сможем купить. Не было выхода – только сказать, что крыша уже в порядке. До выходных я могу закончить.

– Это как же?

Он скрестил руки на груди, забыв, по-видимому, что не прикрыт ни лоскутком.

– У меня есть план. Несколько очень простых мер.

Он поднял вверх палец, собираясь считать, и Николь постаралась сосредоточить внимание на этом пальце, забыв обо все остальных частях его тела.

– Первое. Закончить крышу и дожать Дэна, чтобы согласился дать столько же, сколько дает другой. Второе. Придумать, как изменить твой полис, чтобы не оставаться связанными тем условием. Третье. – Он застрял взглядом на руках Николь, сжимающих простыню поверх грудей. – Третье... забыл. Ах да, третье – это приняться за налаживание наших отношений всерьез. Не откладывая.

В один миг он сгреб ее в охапку, но Николь положила ладони ему на грудь и прищурилась.

– Я бы не назвала такие отношения рабочими.

Он обнял ее за голые плечи, и выражение его лица изменилось со страстного на серьезное.

– Николь, пусть вся эта возня с недвижимостью не мешает нам. Я – за тебя. И сделаю все, что только в моих силах, чтобы «Йоргенсен девелопмент» оставила гостиницу в таком виде, как ты хочешь. И поручила тебе заведование.

Волнение снова зародило в ее горле этот проклятый ком, стесняя гортань, грозя задушить.

– Я уже не знаю, чего хочу. Не могу строить планы, делить их на простые ступени и шагать по ним, вроде тебя. Я...

Ну зачем ему непременно понадобилось запутать ей извилины прошлой ночью тем своим признанием? Ты моя единственная. Обычная любовная болтовня, когда в жару страсти сами не помнят, что бормочут? Как это выяснить?

– Мак?

Он протянул к ней руку, робко коснулся подбородка, заставляя ее растаять.

– Ну что?

Николь глубоко вдохнула воздух. И не набралась решимости.

– Как ты собираешься закончить крышу, в то же время воюя с банком?

Он щелкнул пальцами.

– Ага, вспомнил. Вот что у меня было третье.

– И что?

Улыбка во весь рот.

– У меня есть план, честно.

Есть, конечно. У проклятых воротил всегда кучи планов.

С того времени, как она ушла, все казалось пустым и ненужным. Квин побродил по большой комнате своего домика, вышел на веранду и долго смотрел на плоские волны, с хлюпаньем набегающие на песок. Чашка кофе в его руке остыла, прежде чем он вспомнил про нее и отпил первый глоток.

Он попался. Завязан крепко-накрепко.

Собственно бизнес – чепуха. Норткота он обыграет одной левой, тут и думать нечего, Йоргенсена уговорит восстановить старую постройку, не снося. Пусть это будет не очень легким делом, но Квину попадались орешки и покрепче.

Все настоящие проблемы связаны с Николь Уайтейкер, его Леди в Синем. И белом. И розовом.

Ни с одной женщиной прежде Квин не чувствовал себя настолько... завершенным. Целым. Вроде как он потратил сколько-то последних лет жизни, разыскивая затерявшуюся часть мозаичной головоломки, завершающую всю картинку, и вот нашел, и больше ничего не желает.

Квин надул щеки и медленно сквозь них выдохнул. Что такое вообще с ним делается? Она живет во Флориде. Он – в Нью-Йорке. Она болтается по пляжу – истый беззаботный строительный подсобник в юбке. Он важная шишка в корпоративной иерархии, его зарплата выражается шестью цифрами, он привык разговаривать с позиции силы – разговаривать круто.