Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То же самое я думал, глядя на пролетавшие мимо нас звезды, планеты, астероиды и каменные глыбы: ну и что?
Но один космический объект все же поразил мое воображение, и о нем я, пожалуй, сейчас расскажу.
Видение
Почти в самом конце полета, когда мы вошли уже в зону земного притяжения и плелись со скоростью восемь километров в секунду, херр Отто Шмидт вдруг передал по радио, что справа по борту находится космический объект, вероятно, искусственного происхождения. Пассажиры прильнули к окнам. Я тоже (я справа как раз и сидел). Я увидел шарообразную глыбу, что-то вроде гигантского аквариума метров шестьдесят-семьдесят в диаметре, а может и больше (в космосе все размеры весьма относительны), с какими-то причудливыми антеннами, колышущимися на космическом ветру простынями солнечных батарей и очень большими иллюминаторами, похожими на лунные кратеры.
Все иллюминаторы были темны, кроме одного. Но за этим одним было видение, которое мне показалось поистине фантастическим. Там была видна обширная круглая комната, ярко освещенная многоярусной хрустальной люстрой. Вся площадь пола была покрыта восточным ковром, а стены — ореховыми панелями. Недалеко от иллюминатора стоял широкий письменный стол очень хорошей старинной работы, а на нем несколько телефонных аппаратов разного цвета. С одной стороны стола стоял большой глобус, с другой — телевизор. Были еще какие-то предметы, размещавшиеся у стен: кожаный диван, журнальный столик, бюст Ленина на красной подставке. Все это вместе напоминало служебный кабинет какого-то очень важного советского начальника, правда, кабинет довольно-таки необычной формы.
Мне сначала показалось, что в кабинете никого не было, но вдруг я увидел, что откуда-то из глубины выплыла и стала приближаться к иллюминатору огромных размеров рыба. Вернее, мне показалось, что рыба, но при ближайшем рассмотрении рыба оказалась человекообразным существом, заросшим густой бородой. Существо, на котором были старые кеды, потертые джинсы и малиновый свитер, лениво взмахивая плавниками рук, медленно передвигалось в пространстве, постепенно приближаясь к иллюминатору, но не глядело в него. Устремив взор куда-то вниз, существо шевелило губами, видимо разговаривая то ли с кем-то, то ли само с собой.
Наша скорость относительно этого странного сооружения была равна почти что нулю, и поэтому было видно очень отчетливо, как этот человек шевелит губами, хмурится и иногда кому-то на что-то повелительно указывает пальцем.
Вдруг он поднял голову (может быть, случайно), вздрогнул и, барахтаясь в пространстве, как неопытный пловец, приблизился к иллюминатору.
— Эй! Эй! — закричали ему хором пассажиры нашего аппарата (как будто он мог слышать!) и замахали руками.
Он кое-как справился с проблемой передвижения, ухватился за какую-то держалку и расплющил лицо по стеклу иллюминатора. Он смотрел в нашу сторону с выражением такого отчаяния, какое можно увидеть только на лице человека, ожидающего казни.
Но что больше всего меня сбило с толку и ошеломило — это то, что этот изможденный, плешивоватый и обросший неопрятной бородой человек был чем-то похож на упитанного, благополучного, бритого и уверенного в себе Лешку Букашева. Конечно, я понимал, что это никак не мог быть Букашев. Тот остался где-то в далеком прошлом. Но едва я так подумал, как заметил, что взгляд этого человека остановился на мне. Боже мой! У меня мурашки пробежали по коже. Это никак не мог быть Букашев, но я себе представить не мог, что это не он. Он меня явно узнал. Увидев меня, он весь задрожал, встрепенулся и стал отчаянно жестикулировать, словно хотел мне что-то сказать. Моя рука инстинктивно дернулась, чтобы ему ответить, но в это время у нас включились, видимо, тормозные двигатели, потому что космический дом с бородатым узником вдруг подпрыгнул в пространстве и стал стремительно удаляться, резко уменьшаясь в размерах, как выпущенный из рук воздушный шарик.
Я хотел обсудить увиденное со своим соседом, но он, кажется, ничего не видел. Во всяком случае, когда я к нему повернулся, он с карандашом в руках читал какую-то брошюру, что-то подчеркивая и делая пометки на полях. Я заглянул снизу, чтобы посмотреть название брошюры. Это было известное сочинение Ленина "Государство и революция" в переводе на немецкий язык.
Вид этого человека, занимающегося столь мирным и обыкновенным делом, успокоил меня, и я решил, что, видимо, задремал и спьяну мне что-то такое вот примерещилось.
Надеясь прийти в себя, я прикончил последний пузырек смирновки, но от него меня так развезло, что сознание мое вскоре опять помрачилось и я заснул.
Бортовой номер 38276
Я очнулся от тишины и не сразу понял, что происходит. Наш аппарат уже не гудел, не свистел, не дрожал. Многие пассажиры, покинув места, со своими портфелями, сумками и чемоданчиками молча толпились в проходе.
Спьяну и спросонья я не мог сразу вспомнить, откуда, куда и зачем летел. Но, посмотрев в окно, сразу вспомнил.
За стеклом иллюминатора я увидел покрытое выжженной травой поле, потрескавшиеся рулежные дорожки и невдалеке большое здание из стекла и бетона. На верхней части здания я увидел выложенное большими буквами слово:
МОСКВА
Под надписью были размещены в ряд какие-то портреты, а над крышей, в лучах жаркого июльского солнца ярко полыхала рубиновая звезда.
Мог ли я оставаться спокойным? Необычайно волнуясь, я вскочил на ноги, но в это время по радио объявили, что работники местной аэродромной службы не могут найти для нашей машины подходящего трапа, поэтому пассажиров просят не волноваться и не толпиться в проходе, высадка будет объявлена особо.
— Этого следовало ожидать, — вернувшись на свое место, сказал мой юный сосед. — Наверное, наш космоплан для них уже техника вчерашнего дня, и у них для него нет подходящих приспособлений.
Я не ответил. Я смотрел в окно и не мог оторваться от того, что увидел. Рядом с нашим аппаратом, на соседней стоянке стоял ободранный и сильно накрененный на левую сторону самолет Ил-62, бортовой номер… 38276.
Что бы это могло значить?
Я ничего не соображал. Я не понимал, как могло случиться, что этот допотопный тихоход, который не способен развить даже скорость звука, оказался здесь раньше нас.
И тут меня осенила догадка: провокация!
Да, конечно, весь этот полет в будущее был сплошной и ловко подстроенной провокацией.
Надо же, как сработали!
Значит, и Руди, который уверял меня в возможности путешествий во времени, и фройляйн Глобке, и Джон, и арабские похитители, и Лешка Букашев, и весь экипаж самолета, который они выдавали за космоплан, действовали по одному и тому же тщательно разработанному в КГБ сценарию и привезли меня в Москву, но не две тысячи какого-то года, а в сегодняшнюю.
А я, дурак (мало меня учили), так легко попался на эту примитивную удочку.
Сразу протрезвев, я стал лихорадочно искать выход из положения. Но что я мог придумать?