Позже потомки, раскопавшие Помпеи, напишут, что день 24 августа 79 года начался для жителей города обычно, мол, был ничем не примечателен, день как день.

Но это не так. Он не мог быть обычным, уже в предыдущий день стало ясно, что что-то должно произойти. Вулканалии явно не удались, как и все предыдущие праздники, в воздухе словно висело что-то страшное.

В Помпеях всю ночь выли собаки и рвались с привязи лошади. Отпущенные на волю собаки уносились стремглав, забыв о своих хозяевах. Лошади продолжали метаться в конюшнях и утром. Из города вдруг исчезли все кошки. Все до единой, кошек не привяжешь, как собак, и не запрешь, как лошадей в конюшне.

А еще ночные охранники рассказывали об ужасе, который испытали, увидев удиравшие полчища крыс. Словно крысы сообща решили покинуть город, как покидают тонущий корабль. Они удирали сквозь небольшие щели закрытых городских ворот, переползали через них и даже через самих охранников. Причем ползли, и очень быстро, на восток.

А утром не запели птицы… Привыкшие, что восход солнца встречает пение птиц, люди были ошеломлены. Пусть в городе птиц немного, но сады Помпей словно опустели за ночь. Так и было, ни одного воробья или горлинки, никакой другой птички.

Те, кто помнил землетрясение семнадцатилетней давности, твердили, что в прошлый раз было похоже, но не так страшно. Когда от Везувия в сторону все того же востока полетели птичьи стаи, по городу прокатилось: это конец. Конец чего, не знал никто, но уверенность в окончании земной жизни росла.

Помпеи притихли в ожидании грядущего ужаса.

Но долго ужасаться люди не умеют, прошло уже четыре часа нового дня, а конец света не наступил, и тогда город зашевелился снова. К землетрясениям привыкли, бояться почти надоело, Помпеи занялись обычными делами. Вернее, принялись обсуждать, куда именно удирать лучше.

Птицы и крысы выбрали направление на юго-восток, но оно никому не показалось правильным. Что на юго-востоке? Молочные горы, а горы — это всегда опасно, куда лучше отправиться в Геркуланум, в Неаполь или даже Мизену.

Но и отправиться решили не все. Птицы пусть улетают, их гнезда никто не займет и не ограбит, а людям как быть?

Те, кто осторожней, спешно закрывали свои дома и отправлялись кто в порт, чтобы уплыть поскорей, кто на дорогу к Неаполю, чтобы переждать беду там.

— Неаполь всегда трясет меньше! — убеждал свою семью Марк Нонний Галл, вольноотпущенник Марка Нонния Бальба. — Побудем там и вернемся, когда трясти перестанет.

— Но как же дом? — слабо возражала его супруга Пинна, совсем недавно впервые в жизни обретшая собственный дом весьма приличных размеров.

— Рабы останутся сторожить. Все будет в порядке.

Над ним смеялся Марк Нонний Пупий, тоже вольноотпущенник того же хозяина. Богатый проконсул Марк Нонний Бальб позволил выкупить волю полусотне рабов, которые поселились в Геркулануме и в Помпеях, потому Марков Нонниев в обоих городах было много.

Пупий не собирался бежать, он не боялся землетрясения, зато боялся воров, прекрасно понимая, что, когда вокруг будет трястись все, и рабам будет не до хозяйского добра, а потому решил стеречь свое недавно и таким трудом нажитое добро сам.

Остались очень многие, ведь до Неаполя далеко, да и к землетрясениям привыкли. Нужно только выйти на берег моря, чтобы не привалило какой-нибудь рухнувшей колонной. Люди сетовали на одно — невозможность запастись питьевой водой, она вся противно пахла серой. Жители города пытались пить вино, но, неразбавленное, оно быстро опьяняло, это тоже помогало не бояться.

Если бы не разлившаяся в воздухе тревога, продолжился бы праздник Вулканарий, который не удался в предыдущий день.

Утром на улицах даже раздавались шуточки, что в новом землетрясении виноваты те, кто сорвал вчерашний праздник, увезя гладиаторов в Неаполь.

— Так они и поплатятся!

Несколько богатых горожан открыли большие амфоры с вином, конечно, не фалернским по четыре асса за кубок, а что-нибудь за один асс, но желающих выпить бесплатно устроило и это. Конечно, пить с утра не дело, но лучше уж слушать вопли пьяниц, чем собачий вой.

Те, кто рисковал ходить на гору, говорили, что там появляются словно трещины, из которых сочится газ, быть долго рядом с ними невозможно, начинается рвота, нападает бессилие, а кое-кто и вовсе сходит с ума.

По городу ползло: прогневили, прогневили… задобрить…

Кто-то предлагал поставить колонну, но большинство решило привычно: принести обильные жертвы. Когда человек просит у бога защиты, он всегда старается делиться лучшим, что имеет. Только богам ни к чему золото, потому делились кровью жертвенных животных, маслом и вином. У Помпей есть чем делиться, лучшие вина здесь, одно фалернское чего стоит.

Было решено принести обильные жертвы Нептуну — бог морей и землетрясений явно был Помпеями недоволен.

На берег вынесли большущую статую бога, принесли множество амфор с оливковым маслом, связанных, блестевших от ужаса глазами жертвенных животных, отдельно амфоры с лучшими винами. Когда дело касается богов, лучше отдать лишнее, чем недодать, может хуже обернуться.

Весь город пришел к месту принесения жертв. Люди напуганы, потому что земля трясется слишком часто, а животные ведут себя так, словно скоро всеобщая погибель.

Жертвы принесли действительно обильные, в море ручьем текла кровь огромных быков, овец, птицы… лилось вино, сплошным слоем растекалась по поверхности пленка из оливкового масла…

Может, примет грозный Нептун, может, будет милостив?

Жрецы ходили и на Везувий, носили туда его статую и жертвы, в жерло вулкана бросали все то же — мясо, масло, вино, зерна… Тоже просили милости, просили не губить.

Но землетрясения не прекращались, все дрожало почти не переставая.

Самые отчаянные начали говорить, что нужны человеческие жертвы, без них не обойтись. Мол, или мы сами принесем, или боги отберут, только уже без разбора.

Такие жертвы когда-то приносили и в Риме, но давным-давно такого не бывало. Умники сообразили: а гладиаторские бои — это вам что?

Такая мысль очень понравилась, особенно если биться без пощады, когда побежденному только смерть! А крови сколько на арене прольется? Собирай с нее песок и неси что в море, что в жерло вулкана!

Эта мысль так понравилась горожанам, что к Калену пришла целая делегация:

— Выпускай на арену всех, кто только остался. Нужна такая кровавая битва, какой не только Помпеи, но и весь Рим не видел!

Он оправдывался тем, что лучших бойцов продал, мало осталось.

Требовали выпустить всех, сколько есть, пусть бьются все со всеми, город не забудет. Город отблагодарит. Но чтобы зрелище кровавое получилось.

В конце концов договорились, что большой бой устроят в день праздника урожая, в день Опс, то есть завтра. Кален только вздохнул, школа перестанет существовать. Но он решил схитрить, подарил гладиаторов Помпеям, чтобы использовали по своему усмотрению, на резню так на резню, а сам собрался уезжать, якобы за новыми.