– Я понимаю. Спинномозговая жидкость плохо выходит, постоянные головные боли. Ему вообще нельзя драться – так, что ли?

– Так. Мой отец девять месяцев назад вынес заключение о прекращении боксерской карьеры Шепелева. А потом, когда Юра внезапно для всех стал обязательным претендентом, провели еще одну комиссию, но уже без моего отца. И его признали годным или условно годным. Кстати, двое соперников Оласьело снялись именно по такой причине. Любой пропущенный сильный удар, и может произойти все, что угодно… Потому-то Гарри Хук и Гусев не позволяли Иванову бить ему по голове, и Рафаэлю запретили. А ты и сам не бил, потому что не считал это обязательным… Шепелев знает о своей проблеме, но в последние недели утверждает, что чувствует себя превосходно.

– Когда в последний раз брала анализ на кровь?

– Я на допинг не проверяю. Приезжают специалисты из РУСАДА и делают все сами. А как там на самом деле… А что касается Кирилла, то вряд стоит идти к нему с проверкой, потому что он наверняка уже убрал ампулы из холодильника, раз ты их видел…

Она снова посмотрела в окно и сказала:

– Гусев вернулся утренним поездом. Пойдешь к нему за значком?

– Ты тоже знаешь?

– Все знают. Только ничего это звание не дает, кроме небольшой прибавки к пенсии, до которой тебе еще далеко. Хотя это только заслуженным мастерам доплачивают из местных бюджетов…

Вика встала с постели и начала одеваться.

– Ты говорила, что замуж собираешься? – произнес Метелин, глядя на нее.

– Я? – переспросила Виктория. – Не помню. А если даже и так, что такого? Ты мне нравишься и даже очень. Но, прости, прожить всю жизнь с любимым, у которого отбиты мозги, я не планирую. У меня отец в сорок лет начал заикаться, а сейчас так вообще сказать ничего без усилий не может. У него болезнь Паркинсона стремительно развивается, а ему и шестидесяти нет. И помочь никак нельзя. Все из-за вашего бокса проклятого.

Гусев дождался Алексея в столовой. Когда Метелин сел напротив, Альберт Иванович положил на стол удостоверение и значок:

– На, держи! Они попросили, чтобы мы в торжественной обстановке, но считай, что сейчас играет гимн. Сережке Ерохину в свое время такое же звание выписали, но он сказал, что завязывает с боксом, и ему решили не вручать. А ты уж держись. У нас с тобой, кроме бокса, ничего: ни жены, ни детей – только слезы на глазах да гимн России в ушах.

Пояс чемпиона Европейского боксерского совета Метелину вручили перед боем с Альваресом. Включили трансляцию гимна. Альварес тоже слушал, но смотрел себе под ноги, очевидно, пытаясь отрешиться от всего происходящего вокруг. Он был плотен, даже толст, но Алексей знал, что Альварес быстр, всегда идет на сближение, чтобы компенсировать недостаточную по сравнению с высокими соперниками длину рук. Остановить его прямыми ударами редко кому удавалось, потому Луис сгибался низко, рискуя нанести головой травму сопернику, а потом начинал быстро выбрасывать боковые. Тактика примитивная, но она срабатывала.

Точно так же он попер с первых секунд на Метелина. Но Алексей отступал к канатам, а потом резал углы, чтобы не быть в них запертым. Несколько раз он встретил Альвареса прямыми, попав точно и сильно в верхнюю часть головы, но противник хорошо держал удары: у него была короткая мощная шея, и пробить его подбородок еще не удавалось никому. Первый раунд остался за Метелиным, но Альваресу до этого не было никакого дела: он знал, что рано или поздно попадет. В конце второго раунда Алексей запер его в углу, бил сильно, однако Луис согнулся, прижав локти к туловищу и закрывая перчатками лицо. Но перчатки, хотя и гасят силу ударов, не защищают от них.

В середине третьего раунда Альварес упал после бокового удара, но тут же вскочил и начал доказывать рефери, что просто поскользнулся. Бой продолжился. И снова Луис упал – на сей раз поднялся тяжело, держась за канаты. Ему что-то кричали из угла, но он не слышал. Дышал тяжело и обреченно. Метелин понял, что Альварес сломался. Оставалось только подойти и ударить два раза, не очень сильно, но впечатляемо для зрителей. Два удара, которые и сам Луис ждал, завершили дело. Соперник лежал на спине, раскинув руки. Он был в сознании, но измотан так, словно провел на ринге все десять раундов.

На базу Метелина подвозил Сергей. На этот раз о бое не говорили, потому что Алексей сделал то, что должен был: выиграл на классе, в котором уже никто не сомневается. Ерохин спросил только: «Сколько надо тренироваться, чтобы так биться?»

– Двенадцать лет каждый день по восемь часов, а то и по десять. За бесплатно, за баланду разве что. А будешь волынить, переведут с облегченного режима на строгий. А могут и положенных свиданий лишить.

– Кто тебя навещал?

– Только мать. Четыре раза в год. Я мог попросить и дополнительные, но ей каждая поездка влетала в копеечку. Как-то я перевел ей полсотни тысяч, а она их обратно привезла. Друг один ей помогал…

– Друг приезжал?

– Хотел, но я отговорил. Зачем ему это?

Ерохин прекрасно понимал, что интересует Метелина, но сказать ему было нечего. А хоть что-то рассказать было надо. И он начал не очень уверенно:

– Сейчас ищут тот ковер, как я уже говорил. По моему убеждению, дело это дохлое: столько лет прошло, как его выбросили на помойку, а скорее всего, сожгли в укромном месте.

– Вряд ли полиция вообще будет это делать.

– А этим занимается не полиция, а одна очень известная частная контора. Мне они очень помогли в свое время[35]. Теперь для тебя стараются.

– Дорогое удовольствие?

– Пока разговор о деньгах не идет. А если они понадобятся, то предупредят. Но трат серьезных не будет. Если потребуется, то я помогу. Да и ты сейчас уже человек состоятельный. Кстати, смени аппарат – твой уже старый.

– Не буду. Это подарок матери. Привезла мне в колонию и оставила у начальника, присылала эсэмэски, я читал. А иногда мне разрешали позвонить ей.

– Тем более тебе нужен новый, а этот оставь себе как память, а то вдруг потеряешь или разобьешь.

Метелин кивнул. И вдруг вспомнил Карандина, который остался вроде таким же, как и прежде, каким был двенадцать лет назад, приветливым и открытым, улыбчивым, но все равно сделался другим, закрытым от Алексея. Он и улыбался как-то по-новому, словно недоговаривал что-то, если, конечно, Бугай и Сациви сами не врут по поводу строительства Артемом загородного дома. Он ведь сказал при их встрече, что за городом жить не собирается. Но Алексей не желал даже думать об этом, не хотел подозревать Артема ни в чем, потому что Карандин не оставлял его маму, когда от нее отвернулись почти все знакомые: Артем помогал ей деньгами, оплатил химиотерапию и содержание в хорошей больнице…

В фирму «Рашен соул» Метелина привел его друг. Виктор Петрович искал водителя-охранника – крепкого, умелого и не тупого, с которым можно поговорить. Ну и не болтливого, разумеется. Алексей пришел на собеседование, рассказал о себе: занимался боксом, даже стал чемпионом страны по любителям, потом перешел в профессионалы… И о том, что является дипломированным специалистом по хозяйственному праву, не забыл упомянуть.