Летом 1944 года в Варшаве неожиданно вспыхнуло восстание. Оно и стало одним из тех «неожиданных обстоятельств», которое могли расколоть союз СССР с англо-американцами на завершающем этапе Второй мировой войны.

Где и когда принималось решение о начале восстания в Варшаве? Кто в Вашингтоне и в Лондоне знал о подготовке и дате начала этого восстания? Какие сведения об этом восстании смогла добыть советская военная разведка?

В начале июня 1944 года англо-американские экспедиционные войска начали операцию «Оверлорд» и вторглись на территорию Северо-Западной Франции. По приглашению английского командования за высадкой войск союзников, наконец-то открывших второй фронт, наблюдал руководитель советской военной миссии в Лондоне вице-адмирал Николай Харламов.

После участия в высадке союзных войск в Нормандии и наблюдения за их первыми боевыми действиями на территории Франции Харламов возвращался в Лондон. Он ехал в той же машине и с тем же сопровождающим, роль которого выполнял английский бригадный генерал Файербресс. Находясь на палубе британского крейсера «Мавришес», Харламов хорошо изучил этого англичанина, понял, чем он дышит и о чем думает. Харламов был разочарован тем, что Файербресс не скрывал своего отрицательного отношения к Советскому Союзу, к успехам Красной армии и офицерам советского военно-морского флота. Видно было, что Файербрессу не хотелось принимать участия в операции по десантированию союзных войск на побережье Франции, но он был вынужден это делать, так как ему было приказано сопровождать советского адмирала.

Харламов видел, что Файербресс в условиях боевой обстановки на морс находился первый раз и очень опасался за свою жизнь. Он с нетерпением ждал, когда вновь окажется в Лондоне в своем кабинете в британском военном ведомстве.

Находясь на борту «Мавришеса», Харламов имел возможность беседовать с командиром корабля контр-адмиралом Питерсоном, с интересом наблюдал за тем, как он управляет своим крейсером. Видно было, что он хорошо знал свое дело, был приветлив и внимателен. Более того, в один из трудных моментов перехода, который возник уже в береговых водах Франции, когда крейсер попал под обстрел немецкой береговой артиллерии, англичанин не отказался воспользоваться советом адмирала Харламова, что позволило ему своевременно совершить маневр и спасти крейсер.

Все, что Харламов увидел, находясь в войсках союзников, произвело на советского адмирала сильное впечатление. Американцы и англичане умело организовали взаимодействие авиации, военно-морских сил, десантных частей и сухопутных войск. Несмотря на то что погода была неблагоприятной, она не создала сколько-нибудь серьезных препятствий для десантирования войск.

В целом первый этап операции «Оверлорд», к которой союзники готовились несколько лет, прошел успешно. Харламов ловил себя на мысли, которая не давала ему покоя: союзники вступили в Европу не для того, чтобы воевать против немцев, а для того, чтобы защитить Европу от Красной армии. Об этом Харламову то намеками, то отрыто говорил Файербресс.

Машина британского военного ведомства мчалась по извилистой дороге. Вечерело. Харламов размышлял о том, что ему довелось увидеть. В операциях такого масштаба ему раньше не приходилось принимать участия. Несомненно, опыт организации и проведения операции «Оверлорд» представлял собой новое слово в военном искусстве. Харламов планировал написать об этом в Центр и подробно доложить обо всем, что ему довелось увидеть за эти дни пребывания среди британских офицеров и адмиралов.

Раздумья Харламова прервал Файербресс, который неожиданно сказал:

— Да, вы быстро продвигаетесь в Польше. Интересно, будет ли вообще существовать Польша, после того как она окажется под контролем Красной армии?

Харламову не хотелось вступать в разговор с Файербрессом, но и не ответить ему он не мог.

— Вы зря переживаете, генерал, — спокойно сказал Харламов, не поворачиваясь в сторону англичанина. — Польша имеет все возможности для существования после разгрома Германии. Советское правительство больше всех заинтересовано в существовании сильной, независимой и демократической Польши…

Файербресс отреагировал незамедлительно:

— Демократической ли?

— Да, только демократическая, а не фашистская Польша будет добрым соседом Советского Союза.

— Вы считаете всех, кто правее вас, фашистами, не так ли, адмирал? — не унимался англичанин. Он неожиданно то ли констатировал, то ли спросил: — Значит, я тоже фашист? Или вы считаете фашистом Соснковского? А он, между прочим, хороший человек, а вы его не уважаете…[67]

— Соснковский — это законченный фашист, — ответил Харламов.

Файербресс взорвался:

— Соснковский — главнокомандующий союзной нам Польши, и мы не можем, повторяю — не можем позволять так говорить о нем!

Харламов, сдерживая себя, ответил:

— А как же вы позволяете лондонским полякам выступать в вашей прессе с явной клеветой в адрес Советского Союза, который является реальным вашим союзником и играет решающую роль в настоящей войне. Мы начали нашу операцию в Белоруссии прежде всего для того, чтобы помочь вам в Нормандии. Мне кажется, что вы, генерал, непоследовательны в этом вопросе.

Завершая неофициальную дипломатическую беседу, Харламов сказал:

— О людях, которые клевещут на мою Родину, я имею право и буду говорить о них то, что они заслуживают…

Остаток пути, который занял более часа, советский адмирал и британский генерал предпочли не общаться друге другом. То ли им не о чем было говорить, то ли их точки зрения были уже диаметрально противоположными.

Каждый из участников этой импровизированной беседы в салоне армейского автомобиля остался при своем мнении. Харламов подумал о том, что англичане явно недовольны развитием наступления Красной армии и нс допускают возможности существования Польши без польского правительства в Лондоне.

Когда машина наконец-то прибыла в Лондон, Файербресс холодно простился с Харламовым, забыв на прощание сказать: «Гуд лак», что по-русски означает: «Желаю удачи».

На этот раз 5 августа 1944 года Файербресс желать удачи адмиралу Харламову нс захотел.

Через несколько дней Харламов докладывал начальнику советской военной разведки генерал-лейтенанту И. Ильичеву: «Англичане прекратили давать сведения о своих и американских войсках в Нормандии».

Файербресс тоже написал отчет о своем пребывании в Нормандии. Главным «героем» сочинения Файербресса был советский адмирал Харламов. Отчет имел гриф «секретно», и поэтому его мог прочитать только непосредственный начальник Файербресса, Тон отчета был саркастическим. Харламову была дана отрицательная характеристика. Из отчета следовало, что адмирала Харламова необходимо выдворить из Лондона. Файербресса беспокоило то, что Харламов был прекрасным военным специалистом, которого было трудно ввести в заблуждение.