Я перебежал дорогу, на которой отпечатались следы протектора (плотный трафик, надо же), собрался нырнуть в щель, но не смог удержаться от соблазна и забежал на минутку в «Компьютерные системы», куда была распахнута не только дверь, но и изрядный кусок стены. Здесь не было ни одной живой души, в чем я тщательно убедился. Словно зачарованный, я бродил между пыльными витринами, таращился на образцы продаваемой продукции, которые стояли на полках как ни в чем не бывало. Плазменные телевизоры под слоем грязи и плесени – некоторые, разбитые, валялись на полу, в других зияли трещины и дыры. Ноутбуки, фотоаппараты, планшеты, сопутствующая продукция. Магазин «зачищали», товар разбрасывали, но тотальному разграблению торговое место не подверглось. Тащили в основном батарейки, аккумуляторы, то есть вещи, имеющие прикладное значение. Кого в условиях конца света интересуют предметы, работающие от розетки? Большая часть продукции по-прежнему находилась в магазине. Я задумчиво провел пальцем по серебристой крышке ноутбука всемирно известного производителя – прорисовал углубление в залежах пыли. С первого раза раскрыть не удалось, пришлось приложить усилие, чтобы отклеить монитор от клавиатуры. Я машинально надавил на кнопку включения и отшатнулся, когда в утробе системного блока что-то прогудело, и зажегся синим экран! Аккумуляторы еще работали! Это было так неожиданно, как если бы из бутылки токсичной смогонки выбрался джинн и предложил все вернуть, как было. Я зацепил плечом висящую на соплях витрину, подломилась алюминиевая нога, и целая полка с аппаратурой, издавая немыслимый грохот, обрушилась на пол! Взметнулась пыль, я не удержался, чихнул короткой очередью.

И в этот же момент, четко по закону подлости, загудел двигатель! У входа в «Компьютерные системы» затормозило очередное чудо техники – смесь бульдога с носорогом, нечто среднее между стенобитным орудием, унизанным стальными пиками, и пародией на участника соревнования «Париж – Дакар». На крыше у этого дредноута имелся люк. Оттуда одновременно выбрались две угрюмые бритые хари с вытатуированными на лбах «дополнительными» глазами и вереницами цифр (очевидно, инвентарные номера) и уставились на приглашающе распахнутые двери магазина. Я прижался к витрине, которую еще не успел повалить, притворился неодушевленным предметом. Я находился в глубине помещения, они не могли меня увидеть.

– Слышь, Шакир, там кто-то есть, – угрюмо вымолвила первая физиономия. – Гадом буду, в натуре, мля, там кто-то есть.

– И, мля? – лаконично вымолвила вторая физиономия.

– Проверить бы надо. Этот хрен походу еще где-то здесь. Эй, к машине, заспанцы! Заодно и район прочешем!

По их физиономиям отчетливо читалось, какую кухню они предпочитают в это время дня. Мне снова стало неуютно. Давно не виделись, господа антропофаги. Это были не те людоеды, что преследовали нас с Молчуном по «Пьяной дороге», но явно из родственного формирования. Слово «хрен» мне крайне не понравилось (само слово-то нормальное, но кого он имел в виду?). Вспомнились слова волосатого обитателя подземелья о регулярных облавах в районе, что устраивают каннибалы. Но они не стали делать резких движений, и я не стал. Зловещая публика выбиралась, потягиваясь, из своего бреда на колесах, а я закрыл крышку ноутбука, чтобы бананово-лимонный Сингапур на заставке не смог меня скомпрометировать, на цыпочках подался в глубину торгового зала, где имелась дверь в служебные помещения. Я юркнул в коридор, прошуршал по осыпавшейся облицовке, пару раз свернул и выбрался во внутренний дворик рядом с символической Башней (ее уже, впрочем, не было). Дверь черного хода давно обвалилась, крыльцо украшала груда кирпичей. Я перебирался через них, практически не глядя по сторонам. А зря. Начал терять сноровку. Я выпрыгнул на ровный участок двора… и чуть не обомлел. По пустырю блуждала женщина в бесформенных обносках, резиновых сапогах и легкомысленной шапочке из бутика. Казалось, что минуту назад она очнулась от глубокого похмелья и не может понять, кто она такая и где находится. Она стояла вполоборота ко мне. Подрагивали растопыренные пальцы. Дрожали колени, обтянутые дырявыми рейтузами. Вот она стала медленно поворачиваться – словно боялась, что упадет. С губ молодой еще женщины стекала кровь, щеки обрастали синюшными пятнами. Она то глупо улыбалась, то становилась какой-то пресной. Вопросов не было – налицо нарушенная координация движений, резкие перепады настроения… И тут она обнаружила, что в этом дворе есть кто-то еще! Резко повернулась, распахнула воспаленные глаза. Тараканы в голове встали строем! Она поедала меня глазами, сначала недоверчиво, потом с жадным интересом. Процесс второй стадии болезни, когда человека еще можно излечить, успешно перетекал в третью. Атрофировалась речь, разжижались мозги, возникало щекотливое чувство голода…

Я бы мог пристрелить эту барышню. Автомат практически бесшумен, выстрела людоеды не услышат. Но я таращился на нее и не мог решиться спустить курок, хотя прекрасно понимал, что сейчас она на меня бросится. Дело в том, что я знал эту женщину!

Не заразись она «проказой» новейшего времени, все равно бы изменилась за двенадцать лет. Болезнь состарила ее еще больше. Но я узнал эту даму. Она проживала под нами с Маринкой – этажом ниже. Молодая, но уже разведенная, оттяпала у мужа квартиру, самого изгнала. Если память не подводит, она работала в каком-то складском офисе – то ли майонез пересчитывала, то ли памперсы. Дважды в день она выгуливала смешного мопса, в котором души не чаяла. И вдруг влюбилась в меня, хотя я повода не давал ей никакого! Она же видела, что мы счастливы с Маринкой, ведем совместное хозяйство, собираемся пожениться. Поначалу я ловил ее пылкие взоры, мы здоровались, она касалась меня невзначай, если проходила мимо, томно вздыхала. Потом караулила во дворе, когда я был один, пыталась завести беседу. А однажды выложила все карты, не оставив себе ни козыря – дескать, я тебя люблю, прогоняй свою «шлюху полицейскую», только я смогу дать тебе счастье… В ней было что-то гипнотическое, цыганское. Большие глаза, просто втягивающие тебя вовнутрь. Временами я чувствовал, что меня засасывает. Но это была полная дурь – я безумно любил свою Маринку! «Она плохая, Лешенька, – с придыханием шептала соседка, припирая меня к стене подъезда: – Я вижу, что она плохая, я чувствую, она не для тебя, она тебе всю жизнь загубит… Ну, давай, зайди ко мне, попробуй разочек, чтобы было потом с чем сравнивать…»

Я держался, как долговременная огневая точка. Потом Маринка почувствовала неладное, стала присматриваться к соседке. Потом у той кто-то умер из близких родственников, она уехала в пригород на похороны, где и застряла. Потом случился незабываемый День Города. Выходит, успела вернуться перед самым-самым…

Бывшая соседка не узнала меня. Но сладострастно задышала, пена потекла с губ, вспыхнули безжизненные глаза. Она побежала ко мне, сначала валко, потом уверенно, убыстряясь, простирая загребущие лапы…

А я все нервничал, мялся. Не мог я в нее выстрелить! Я вообще не любитель стрелять по знакомым людям, в каком бы сумрачном состоянии они ни находились. Оставалась, конечно, бледная вероятность, что сердце ей что-то подсказало, и она просто хочет обнять меня…

– Нет уж, Маша, извини, – пробормотал я, вскидывая «Вал». – Мы и раньше-то не подходили друг другу, а теперь и подавно…