Как вообще проснуться утром, зная, что не увидит ее — ни сегодня, ни завтра… никогда. А если и увидит, то все равно она будет… чужой. Как жить без ее прозрачно-зеленых, словно ручей подо льдом, глаз? Без струящихся золотистых волос? Без ее прохладного запаха — так пахнет колдовская любка белой ночью. Без стройного гибкого тела и звенящего, как колокольчик, смеха? Он был болен ею, и чем дальше Эра отходила от него, тем сильнее захватывала эта болезнь.

После школьного выпускного прошло пять лет. За это время всем классом не собирались ни разу. Особой дружбы между одноклассниками никогда не было. На годовщину, в мае, наконец решили встретиться, но не получилось. А в июле Лешка, работавший барменом в «Ящике» на Лиговском, взял все в свои руки и устроил вечеринку в клубе.

Эра идти не хотела, но они с Инной ее уговорили. Накануне у Эры был очередной прыжок, Андрей ждал звонка, вместо него пришло сообщение: «Все в порядке». Пытался дозвониться сам, однако телефон оказался вне доступа. Он не находил себе места, полночи не мог уснуть. Утром снова пробовал позвонить — с тем же результатом. После обеда прилетело еще одно сообщение: «Я не пойду». И снова он раз за разом натыкался на безжизненный голос робота, докладывающего о том, что абонент недоступен.

Андрей пошел к ней домой.

— Эры нет дома, — сердито сказала ее мать и захлопнула дверь.

Все смешалось клубком шипящих змей: недоумение, отчаяние, злость. И все-таки он поехал в «Ящик» — не понимая зачем. Как будто что-то гнало туда.

Все уже сидели за составленными столами, веселье было в разгаре. Остановившись на пороге, Андрей увидел с краю Эру и Инну. Еще мог уйти, что-то подсказывало: так будет лучше. Но вместо этого подошел к столу, как загипнотизированный. Сел рядом с Эрой, выпил штрафную. Посмотрел на нее — и все понял.

Лихорадочно блестящие глаза, темные круги под ними, припухшие губы. Краснота на щеках и подбородке, проступившая из-под тона и пудры…

— Я тебе звонил вчера и сегодня…

Господи, пусть это будет неправда. Пусть мне все это только показалось. Прошу тебя. Краем глаза Андрей заметил сведенные брови и прикушенную губу Инны. Эра молчала, глядя в свой бокал.

— Может, ты все-таки объяснишь?..

Голос противно сорвался, как у подростка. Она посмотрела на него — или сквозь него? — Андрей, я выхожу замуж…

Вот теперь мне стало ясно, почему Никита всю дорогу тупил в телефон. Берцы тридцать пятого размера — это очень сильно постараться надо, чтобы найти. Редкий зверь. Мои должны были приехать на следующей неделе, но запасные не помешали бы. Восемь лет для такой обуви тоже многовато. Даже если ее не треплешь постоянно. Деньги, конечно… На зарплату музейного искусствоведа сильно не разбежишься, но кое-какие заначки у меня были. Да и отец обещал подбросить. Потихоньку от матери.

Заказав на субботу пять пар с примеркой, я подумала и написала Никите:

«Большое спасибо».

Ответ прилетел тут же:

«Не за что».

Чувствовала я себя довольно странно. В этом коктейле смешались раздражение, неловкость, недоумение и… Ладно, что там прикидываться, приятно тоже было. Но недоумение все-таки вылезало на первый план. Уж больно отличался Никита от всех знакомых мне мужчин. Хотя мой опыт общения с мужчинами вряд ли можно было назвать богатым. Андрей и Костя. Всё. Остальные — за рамками личного. Впрочем, Никита был меньшим из всего, что меня сейчас волновало.

Уложив Димку, я приняла душ, перебинтовала ногу и тоже легла. Думала, почитаю перед сном, но глаза бегали по строчкам, а смысл ускользал.

Конечно, я понимала: аэродром резко и больно напомнит о Косте, но надеялась, что прыжок оттеснит эти воспоминания. И почему-то совсем не учла, что они наложатся на мысли об Андрее, сольются в одно целое. Теперь, глядя на все произошедшее издалека, я видела события восьми-десятилетней давности совсем другими глазами.

После того как я отказалась пойти на свидание, Костя отошел в сторону. Время от времени мы встречались в аэроклубе, обменивались парой слов, но не более того. Иногда он был выпускающим на моих прыжках, что-то подсказывал. И, кстати, снимал меня с дерева, когда я опозорилась на первых в жизни соревнованиях. Но это не сделало нас ближе. Тогда я вообще о нем не думала. Вспоминала, только если видела. Пожалуй, единственной эмоцией, связанной с ним в те два года, было легкое сожаление.

Несмотря на симпатию, мне бы и в голову не пришло выбирать между ним и Андреем. Сожаление было связано даже не с возможностью, которую я не собиралась использовать, а с тем, что у нас имелось нечто общее. Общее увлечение, чего не было с Андреем. Вот это и вызывало досаду.

Я смирилась с тем, что Андрей мою страсть к небу не разделяет. Но гораздо хуже было то, что он отказывался ее понимать и принимать. Терпел через силу, сознавая: переубедить не сможет, а ультиматум окажется не в его пользу. Я знала, что он волнуется за меня, но беспокойство это давило не меньше, чем бесконечные причитания матери. Прояви он хоть каплю интереса, пусть даже не слишком искреннего, моя благодарность не имела бы границ.

Я любила его — была уверена в этом тогда, не сомневалась и сейчас. Но чего было больше в моей любви? Конечно, раскладывать чувства на составляющие — неблагодарное дело. Любят не за что-то. Любовь или есть, или ее нет. Но все же… Чувственного? Нет, я бы не назвала это страстью. Хотя бы уже потому, что по-настоящему узнала ее не с ним. Ментального? Тоже вряд ли. Андрей был довольно начитанным, неплохо учился, умел интересно рассказывать, не зря Инка заглядывала ему в рот. Но я предпочитала получать знания самостоятельно, да и взгляды у нас зачастую не совпадали. Эмоционального? Возможно, но опять же — какими были эти эмоции?

Во время учебы в институте меня особо интересовало античное искусство, тесно связанное с философией. Древние греки выделяли семь видов любви. Любовь Андрея ко мне больше подходила под определение эроса: разрушительное желание полного обладания и контроля, привязанность вплоть до зависимости. Моя больше напоминала прагму. Спокойная, рациональная, рассудочная, идущая от привычки, возможно, благодарности за чувства — пока они не начинают действовать угнетающе.

Сначала, когда мы были слишком молоды и слишком влюблены, это не мешало. Уже гораздо позднее, когда все осталось позади, я поняла, что в наших отношениях мне не хватало свободы, легкости, воздуха. И все же… Андрей был мне дорог. Несмотря ни на что, тогда я верила: мы будем вместе.

После первого прыжка, поколебавшись, я все же воспользовалась советом Кости и записалась на ускоренную программу. Отец дал денег с условием, что мать об этом не узнает: скандала ему не хотелось. Да и сумма оказалась приличной, обучение в автошколе стоило дешевле. Инструктор Игорь Чернов, на редкость токсичный мужчина в возрасте, не раз заставлял меня плакать, но учил действительно крепко. Уже через месяц я получила третий спортивный разряд по упрощенной схеме, когда зачетные прыжки группы новичков оформляются протоколом как внутриклубные соревнования.