Вот только пахнет не смертью.

Казалось, по груде, заставляя ее дрожать и неуверенно шевелиться, пробегают крохотные искры, похожие на фосфоресцирующих мух в жаркий вечер на лугу.

– Морское существо? – тихо предположил я. – Может, крупная рыба? Ее поймали и бросили здесь?

Геймлпар, замерев словно статуя, не спускал глаз с клетки; на мои вопросы он не ответил. Затем его взгляд сместился, встретившись с моим, и наши старые ду´хи легко согласились друг с другом.

Лорд-адмирал видел такое существо раньше.

Это Могильный Разум, сообщил он мне и проиллюстрировал загадочное словосочетание быстрой чередой лишь наполовину понятных воспоминаний.

Прежде чем я или Геймлпар поняли, о чем идет речь, груда сделала судорожное движение и вся ее поверхность покрылась сетью светлых оранжево-зеленых линий – ползучими венами, самыми настоящими венами! Они походили на кровеносные трубки на туше освежеванного зверя, но в этой груде находилось не одно существо, а множество, десятки! И это не люди – конечности и туловища слишком велики для человеческих.

Это не бывшие жители надводной деревни.

Мы узнали Предтеч – воинов-служителей или похожих на них, сказать наверняка было трудно. Как будто по желанию чудовищного скульптора они были смешаны друг с другом в органическую глину, и, что еще ужаснее, у некоторых еще остались туловища, головы, лица и даже глаза, которые могли смотреть наружу, сквозь решетку. Они-то и взирали сейчас на нас, чуть светясь.

Груда вновь дернулась, заставив весь дом содрогнуться.

Послышались голоса, поначалу тихие, но постепенно множащиеся и нарастающие. Слова звучали вразнобой, размывались в жуткие неблагозвучные стенания.

Я понимал лишь часть того, что эти голоса произносили.

Они хотели освободиться.

Хотели умереть.

И не могли этого сделать.

Затем груда столкнулась с чем-то, чего мы не заметили прежде, – с прозрачной стеной или силовым полем, до боли похожим на пузырь, в котором меня вывезли из звездной системы сан’шайуум. Клетка внутри клетки. Предтечи изолировали эту массу, этот Могильный Разум, и бросили здесь – или же погибли, защищая его; встретили смерть прежде, чем смогли излечить своих сородичей от этой мерзости.

Если у них было лекарство, в чем я сильно сомневаюсь.

Больше я не мог выдержать. Схватив в охапку Геймлпара, я понес его обратно по проходу. Последние лучи солнца исчезли, единственный свет исходил от взбудораженной груды, все еще вопившей в ложной надежде, отчаянии и мýке.

Нас охватила паника. Мы не сумели быстро отыскать путь к маленькой лодке, пришвартованной где-то внизу. В густой тени, отбрасываемой небесным мостом, наша троица заблудилась; мы снова и снова натыкались на разлагающиеся трупы.

Мертвые Предтечи лежали повсюду – на платформах и мостах, в галереях, в жилищах.

Их были сотни. И никаких следов людей.

Но не было и следов взрывов или пожаров, лишь острые лезвия, похожие на изготовленные человеком рыболовные орудия, и сделанные наспех дубинки. Ни на ком из мертвецов не было брони.

Что-то рассорило Предтеч, и они дрались, пока не полегли все до единого, подумал я, и лорд-адмирал поддержал эту догадку.

Но почему?

Они дрались за добычу – либо за то, чтобы она не попала не в те руки.

– Какую добычу?! – воскликнул я на бегу.

Винневра держалась рядом. Геймлпар пропал из виду.

Поняв это, мы остановились. Я увидел, что старик, изнуренный до предела, ковыляет по дальнему мосту.

– Эй, дети! – крикнул он. – Нам сюда. Вы прошли мимо.

Мы вернулись к нему. Старик провел нас обратно к лестнице и люку, укрытым тьмой. Мы спускались на ощупь по ступенькам, пока не услышали плеск волн о причал и окружающие колонны.

В наигустейшей тени из всех, где нам довелось побывать, мы сумели заползти в лодку, сбросить канат, взяться за весла и отчалить от деревни.

Тем временем вверху, не слишком высоко, снова начала биться и корчиться груда. Вся деревня содрогалась; нам на голову, шею и плечи сыпались песок, грязь и невесть что еще.

Мы выплыли под звезды и небесный мост, стряхнули сор друг с друга и по очереди окунулись, следя за водой. Что обитает в этом озере? Впрочем, сейчас нам страшны не чудища, а нечто совершенно иное.

Я держал Геймлпара, пока тот с выпученными глазами барахтался в воде, после чего втянул дрожащего от холода старика в лодку.

– Что вы видели? – не унималась Винневра. – Что это было?

Ни Геймлпару, ни мне не хватило духу рассказать.

Мы проплыли много километров, удаляясь от деревни и берега, и попали в слабое течение, понесшее нас на запад, внутрь земель колеса, подальше от ужаса. Тогда-то мы и поняли, что грести больше не надо.

Улегшись на дно лодки, мы уснули мертвым сном.

Течение медленно несло нас по озеру. Наступившая ночь сменилась днем. Над головой вращалось большое колесо вместе со звездами.

– Кажется, мой старый дух знает, где мы находимся, – сказал Геймлпар, лежащий на спине в носу лодки. – Он много лет изучал звезды.

– И где же?

– В тайнике. В убежище. – Он показал на три яркие звезды, расположенные вокруг четырех звезд потусклее и не поддающегося подсчету количества едва видимых. Тусклые звезды имели зеленоватый оттенок, яркие были красными и голубыми. – Это Большой Тигр. Смотрите, – он рисовал пальцем в воздухе, – вон там хвост, он светится слабее глаз и зубов. Войска людей отступили сюда после падения Чарум-Хаккора. Это был наш последний оплот – сорок основных крейсеров, десять синхронных платформ первого класса…

Винневра приложила палец к губам деда и сердито посмотрела на меня. Геймлпар усмехнулся и покачал головой.

– Они ненастоящие, – сказала девочка нам обоим.

– Как и твое чувство направления, – парировал я.

– Да, – признала она. – Я его сейчас даже не чувствую. Чем дальше мы отплываем…

– Зачем понадобилось переносить колесо в такое место? – спросил я у Геймлпара.

– Затем, что все миры здесь – спекшиеся руины, оскверненные на миллионы лет огнем наших – человеческих – войск, когда те поняли, что поражение неизбежно. Предтечам незачем посещать это место, а всем подчиненным расам было велено держаться подальше отсюда.

Раньше я не слышал о таком.

– Подчиненные расы… Кто они? – спросил я. – Такие же, как мы?

– Нет. Мы были побежденными врагами, а они – покорными союзниками. Некоторых из них использовали, чтобы собрать людей и отправить в изоляцию после поражения. – На лице старика появилась гримаса отвращения.