Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Девчонки!
41 день!!!!! Доставайте купальники!!!!
Би.
Идея пришла Лене в голову во сне. Честно.
Ей приснилось, что она заходит в столовую — по крайней мере, во сне она знала, что это столовая, — и вместо членов своей семьи видит на стульях портреты. Во сне Лена знала, что их нарисовала она.
Итак, она проснулась и поняла, как будет выглядеть портфолио. Мысль изобразить свою семью не была выдающейся, но Лена чувствовала, что она на правильном пути.
Лена решила начать с мамы, потому что знала — мама согласится обязательно. После ужина они занялись поисками подходящего места.
— Сядь сюда. — Лена указала на зеленый диван в гостиной. Мама села, и Лена принялась внимательно ее изучать. Нет, не пойдет, ведь мама редко бывала в гостиной.
— Попробуем на кухне, — решительно заявила Лена, и мама покорно последовала за ней. Лена усадила маму за стол. Лучше, но мама почти никогда не сидела.
— Встань, пожалуйста. — Мама подошла к гранитному комоду и положила подбородок на ладони. — Не двигайся, — прошептала Лена. — Вот так хорошо. — Отогнав стыд и страхи, она долго-долго разглядывала маму, прежде чем начать.
Лена принялась за работу. Ей нравилось, как розовым перламутром отсвечивает на фоне темного комода мамина кожа. Мама всегда старалась казаться сдержанной и строгой, но излучала мягкость и нежность.
Лена хотела точно запечатлеть мамины пальцы, слегка набухшие от тяжести трех колец; бриллиантовые сережки — подарок мужа на двадцатилетие совместной жизни.
«Художник должен быть психологом, — любила повторять Анник. — Уметь видеть тайный смысл предметов».
Лена смотрела в темные бархатные мамины глаза и размышляла.
Больше всего на свете Ари хотела помочь дочери и готова была позировать хоть вечность. Но она не хотела предавать мужа, поэтому на лице ее отражалась внутренняя борьба. В душе хрупкой и эфемерной Ари — гладкие волосы, тонкие брови, элегантный бежевый костюм — бушевал пожар. Лена представляла себя географом, исследующим рельефы маминого лица — щеки, подбородка, а затем слепой девочкой, ощупывающей ее плечи.
И вот Лена показала портрет Анник.
— Ну что, я не забыла про коляску? — спросила она со скромностью истинного творца.
Анник обняла ее:
— О нет.
* * *
— Привет, Ноти.
Бриджит не сказала Нотону, во сколько собирается бежать, и он, по-видимому, ждал довольно долго. Эрик не пришел.
Некоторое время они молча бежали вверх по холму: Бриджит любила начинать с трудного отрезка. Нотон сопел, пыхтел, но не отставал.
«Ему ведь всего четырнадцать», — подумала Бриджит, удивившись совпадению: у них была такая же разница в возрасте, как у нее с Эриком.
Мальчик все время испуганно поглядывал на нее, и вот наконец они достигли вершины холма и остановились, чтобы передохнуть и полюбоваться видом. Нотон закашлялся и кашлял так долго, что Бриджит испугалась, не случилось ли чего-нибудь серьезного.
Они медленно возвращались в лагерь.
— Как ты? — спросила она.
— Х-хорошо, — с трудом выдавил он.
Они прошли еще немного, чтобы восстановить дыхание.
— Бриджит?
— Да?
— Как тебе больше нравится: Бриджит или Би?
— И так, и так. Без разницы.
— Хорошо. Тогда Би?
— Да?
Хотел кое-что тебе сказать.
— Я тебя слушаю.
Молчание.
— Ладно, забудь. — Его лицо блестело от пота.
— Как скажешь, — слегка удивилась она.
Но он собрался с духом:
— Знаешь, ты… необыкновенная.
— Ты тоже, Ноти, — улыбнулась Бриджит.
Он откашлялся:
— Я не то имею в виду.
— Ты хочешь, чтобы я была твоей девушкой? — прямо спросила она, чтобы разговор не растянулся на целую ночь.
Он опешил:
— Да.
— Я твой тренер, Ноти. Ты же знаешь, мы не можем встречаться. — Два года назад ее такое объяснение не удовлетворило. Почему же она думает, что оно удовлетворит его?
— У тебя кто-нибудь есть?
Утвердительный ответ был бы выходом из положения, но Бриджит не хотелось врать.
— Нет. В общем, нет.
— Тогда, может, после лагеря? — предложил он. — Я подожду.
Он вел себя намного взрослее и разумнее, чем она тогда. Зачем лишать парня надежды?
— Может, когда-нибудь. Кто знает?
Несколько часов спустя Бриджит сидела рядом с Эриком и смотрела на пылающий закат.
— Знаешь, хочу кое за что перед тобой извиниться, — сказала она.
— За что же? — безразлично спросил он. Его волосы стояли торчком от соленой воды, а на лице появилась щетина. В общем, он выглядел спокойнее, чем тогда, в то лето.
— За то, что было два года назад.
Эрик опешил, но ничего не сказал в ответ.
— Представляешь, Джэк Нотон хочет быть моим парнем. Он милый, но я вспомнила о том, как вела себя с тобой, и мне стало стыдно. — Она бросила камушек в воду и глубоко вдохнула теплый летний воздух. — Так вот, прости меня. Я, наверное, казалась тебе смешной.
Эрик сморщился, словно от боли. Он молчал.
Бриджит обняла загорелые колени и прижалась к ним подбородком.
Она боялась поднять взгляд. За все это время они ни разу не говорили о том, что были знакомы раньше, ни разу не сказали «мы».
Но теперь она нарушила негласный договор, и не потому, что хотела вернуть все назад. Ей вспомнилась знаменитая фраза Юлия Цезаря: «Я пришел не восславить нас, но похоронить».
Эрик пригладил волосы.
— Ты не казалась мне смешной, — медленно произнес он после паузы. — Все намного сложнее.
— Но это я была во всем виновата, я знаю.
Он казался подавленным и растерянным одновременно.
— Я больше не буду об этом говорить, — мягко сказала Бриджит. — Обещаю. Забудь. — По щекам покатились слезы, и она быстро отвернулась.
Он заговорил, но так тихо, что Бриджит с трудом разбирала слова.
— Ты действительно думаешь, что я могу все забыть? — Он потер глаза. — Что все произошло по твоей вине? Что я этого не хотел?
К ним опять пришел Брайан, поэтому Тибби сидела в своей комнате.
Брайан навещал Катрину почти каждый день: он рисовал ей огромного дракона.
Тибби была уверена, что Брайан хочет ее видеть, но она боялась остаться с ним наедине. Каждый раз, когда она спускалась на кухню, чтобы пошарить в холодильнике, Брайан смотрел на нее своими большими карими, как у спаниеля, глазами, в которых читался вопрос: «Почему ты меня избегаешь?» Но Тибби продолжала его избегать, потому что не знала ответа.