– Классическое филе в перце, – вдруг отвечает мне владелец елки, – filet de bœuf au poivre. А кто такая Аделаида Семеновна?

Наверное, последняя фраза была произнесена мною вслух. Неловко получилось. «Но никаких елок, никаких елок», – повторяю я уже менее агрессивно. Как-то же он собирался размещать ее в автомобиле?

– Очень просто, – обстоятельно отвечает высокий мужчина, – мы ее укладываем в салоне по диагонали, все великолепно уместится, уверяю вас. У меня совершенный глазомер. Я сажусь впереди, и преспокойно едем.

– А иголки? Иголки на сиденье? Мне еще двенадцать часов работать. Могут отыскаться пассажиры, не одобряющие прокатиться в колючках.

– Заплачу за чистку салона, – мужчина опускает букет на сиденье, елку прислоняет к дверце, плотнее оборачивается шарфом – северный ветер и холодно сегодня, – разумеется, заплачу. Ну что, в путь? Я очень тороплюсь. Она никогда не ждет, Госпожа Джулия.

Останавливаю машину в вылизанном дворе бывшего доходного дома на Мойке; мужчина стремительно выпрыгивает, почти на ходу, в три огромных прыжка догоняет идущую впереди темноволосую стройную девушку. Его елка, его пакеты с вином и сырами остаются в салоне, удивленно смотрю. Девушка неторопливо оборачивается: гладкая прическа, большие глаза, как в японских манга. Губы подведены темной помадой, крепко сжаты. Произносит несколько слов. Мужчина падает на колени, лихорадочно целует высокий темно-вишневый сапог. Девушка молча наблюдает за этим пару минут, потом слегка пихает его округлым носком в лицо, разворачивается, продолжает движение. Заходит в центральный подъезд. Мягко закрывается хорошая дорогая дверь. Мужчина возвращается за своими вещами. Осматривает букет с пристрастием. Не забывает расплатиться, добавляя солидную сумму сверху.

– Простите, – рискую я спросить все-таки, – это и была госпожа Джулия?

– Это и есть, – поправляет он меня очень серьезно, – это и есть – Госпожа Джулия.

Пронзительный звонок разрушает тишину спальни. На ощупь, не открывая глаз, темноволосая девушка в тяжелом, слегка растрепанном со сна каре, нашаривает прохладную телефонную трубку. Окончательно из приятного сна ее выдергивает мужской взволнованный голос:

– Неужели ты до сих пор спишь? Ты должна была сегодня утром позвонить. В девять утра! Ты обещала мне! Я не отхожу от аппарата, жду звонка!

– А сколько сейчас времени? – На часы смотреть ей лень, пожалуй.

– Полдень!

Она откладывает телефон, неторопливо закуривает – первая за день сигарета.

Синей струйкой выдыхает дым в трубку. Абонент отзывается немедленно и просительно:

– Можно я все-таки приду? Мы же договаривались... Пожалуйста... Пожалуйста...

Девушка тянет паузу. Сооружает из дыма колечки разного диаметра. Отвечает наконец:

– Ну хорошо, хорошо, давай только через час-полтора, не раньше.

Она уверена, что он прибежит через час. Ее первый на сегодня клиент, известный российский политик. Девушка устраивается на широкой кровати. Смотрит в окно. Снег падает несуразно крупными хлопьями, похожими на клочки изорванной белой бумаги. Она улыбается. Ровно год назад тоже падал снег, только его было еще больше. Тогда глупая девочка Юля в мокрых насквозь осенних сапогах бежала куда-то не разбирая дороги.

* * *

Юля. Год назад

Она поймала языком летящую снежинку и загадала желание.

Двери отеля отворил знакомый портье:

– Добрый вечер!

– Добрый, – невесело улыбнулась Юля.

Как всегда, она выглядела безупречно, только юбка немного коротка и помада – слишком яркая, алая с блеском. В лобби-баре «Прибалтийской» уже ждал постоянный клиент, серьезный бизнесмен шестидесяти лет, с таким же серьезным брюшком и вторым подбородком. Родом из Новосибирска, но каждый раз, бывая в Петербурге, обращался только к услугам Юлии. (Одна ее знакомая любила повторять, что все мужчины – ужасные консерваторы.)

Многое произошло за эту зиму, полную снега и боли. Отец ушел к другой женщине, много моложе. Мама очень переживала и, казалось, состарилась за неделю. Перестала разговаривать, улыбаться и есть. А вскоре Маша – Юлина младшая сестра – заболела. Ангина не отступала больше месяца. Сдала кровь на анализ. Результат перепроверили трижды, и трижды он был страшным. Лейкемия. Рак крови.

Отец, в постсвадебной эйфории, сразу отдалился и только мягко говорил по телефону спокойным голосом безразличное: «Все будет о’кей!» Какое омерзительное слово «о’кей»! В нем совершенно отсутствует эмоциональная окраска. Натуральный ответ робота.

Маме пришлось уйти с работы. Ее эмоциональное состояние не соответствовало позитивному настрою салона красоты, где она являлась администратором. Как можно держать человека в штате, если его адресная программа не соответствует вечному о’кей?

Лечащий врач сестры утверждал, что идеально было бы отправить Машу в Германию: хорошая клиника, благополучная статистика, большая вероятность наступления ремиссии... Были бы только деньги.

Денег не было. Юля училась в университете (филфак – факультет невест, английское отделение) и подрабатывала переводами (английский-немецкий-французский).

Первым ее клиентом оказался французский банкир, которому было необходимо перевести ряд договоров. Ему сразу понравилась русская девушка, красивая и свежая. Не имея времени на смешные длительные ухаживания, он прямым текстом сказал, что после «всего» подарит ей что-нибудь хорошее.

«Мне нужны деньги», – ответила Юля. Банкир понимающе кивнул.

«Всем нужны деньги», – согласился он.

* * *

Темноволосая девушка босиком направляется в душ. Ванная комната отделана со вкусом подобранной итальянской мозаикой. Цвета пламени. Девушка любит, чтобы обжигало. И воду она делает погорячее. Вокруг становится влажно и жарко. Она растирается полотенцем, в зеркало не смотрит – знает, что неотразима, и еще до захода солнца три человека на коленях будут уверять ее в этом.

Три человека на коленях – это одна тысяча пятьсот долларов.

Девушка закуривает. Варит себе кофе, уже неделю она пользуется новой кофе-машиной – кофе получается с густой палевой пенкой. Предпочитает эспрессо, покрепче, разумеется – без сахара. Один из клиентов, араб, состоятельный саудовец, утверждает, что кофе не совместим с сахаром. Девушка ему верит: араб варит превосходный кофе, лучший, что она пробовала.

Слегка вздыхает, обрушивая пепел на блюдечко мейсенского фарфора, – пепельницы, это так пошло. Приходящая домработница все отмоет в совершенстве. Волховчанка Ирина, незамужняя мать с двумя мальчиками-близнецами, получает слишком хорошую зарплату, чтобы возмущаться нештатным использованием посуды...