– Но это же невозможно! – вскричал потрясенный Евтапий. – Мы уже почти договорились с послами Иоанна. Осталось только поставить подпись на договоре.

– Подписи не будет, – твердо сказала Пелагея. – Негоже императору Константинополя привечать самозванцев в ущерб близким по крови людям.

– Я тоже так думаю, сестра, – вздохнул Феодосий. – Тем более что и Евдокия все время просит меня о том же.

При упоминании имени невестки Пелагею передернуло, и это обстоятельство не ускользнуло от зорких глаз магистра двора. Старый евнух сообразил, что проспал интригу, стоившую ему сто тысяч денариев, по меньшей мере. Именно столько обещал Евтапию магистр Олимпий за успешное завершение дела. И вот теперь все рухнуло в одночасье из-за странного каприза сиятельной Пелагеи. Ей было видение! Скажите, пожалуйста.

– Какое еще видение? – не сразу понял евнуха встревоженный Олимпий, уже десять дней обивавший пороги константинопольских чиновников. У магистра двора божественного Иоанна было поручение – добиться мирного договора любой ценой. И вот когда вопрос, казалось, был решен, возникло вдруг препятствие непреодолимой силы. Да что там препятствие, речь шла о войне.

– Если бы я знал! – почти простонал Евтапий. – Феодосий согласился выделить Плацидии пятьдесят легионов.

– Пятьдесят тысяч пехотинцев! – ахнул Олимпий, хватаясь за голову.

– К этим легионам следует добавить гуннов, – спокойно сказал нотарий Авит, взятый магистром в Константинополь в качестве помощника.

– Каких еще гуннов? – ошарашенно уставился на него евнух.

– Комиты Аэций и Бонифаций вчера вернулись в Константинополь, – продолжал как ни в чем не бывало Авит. – По моим сведениям, Ругила обещал им поддержку двадцати тысяч конников.

– Но это невозможно!

– Гуннам выгодно, если во главе империи встанет малолетний несмышленыш и его глупая мать, – пояснил растерявшимся магистрам Авит. – Воля твоя, сиятельный Олимпий, но я не собираюсь возвращаться с тобой в Медиолан. Мне кажется, что сейчас самое время переметнуться в стан будущих победителей.

Авит отвесил Олимпию и Евтапию общий поклон и покинул дворец евнуха раньше, чем магистры смогли прийти в себя от изумления. Война была проиграна префектами Иовием и Литорием, еще не начавшись, и умный Авит понял это раньше других. Впрочем, и до Олимпия наконец дошло, что в войне сразу и с Византией, и гуннами Риму не устоять. Точнее, не устоять Иовию с Литорием. Что же касается божественного Иоанна, то о нем можно просто забыть. Положим, судьба этого ничтожества не слишком волновала Олимпия, речь шла уже о его собственной жизни. У Галлы Плацидии хорошая память. И если эта мстительная женщина доберется до власти, то не поздоровится многим сановникам покойного Гонория.

– Я бы на твоем месте, сиятельный Олимпий, не спешил возвращаться в Рим, – сказал Евтапий, глядя на гостя с неискренним сочувствием.

– Ты полагаешь, что в Константинополе я буду в безопасности? – с надеждой спросил патрикий.

– Трудно сказать, – вильнул глазами в сторону евнух. – Если Плацидия потребует твоей выдачи, то божественный Феодосий может уступить.

Вопрос был в цене. Олимпий, как человек опытный, понял это сразу. Однако Евтапий заломил совершенно несуразную плату за одну-единственную жизнь. Посол божественного Иоанна, попавший в смертельную ловушку, вынужден был воззвать к его милосердию.

– Речь идет не о моей жизни, сиятельный Олимпий, а о твоей. Ты хорошо понимаешь, сколько людей мне придется подкупить, дабы спасти тебя от веревки? По моим сведениям, магистр, ты участвовал в убийстве префекта Сара, и об этом стало известно его сыну комиту Аэцию. Кроме того, по твоему наущению некий Фавст пытался убить сиятельную Плацидию и ее детей. При таком количестве преступлений, магистр, тебе трудно будет рассчитывать на прощение божественного Феодосия.

– Пятьдесят тысяч денариев, – предложил Олимпий, загнанный в угол.

– За такую сумму, дорогой патрикий, я могу спасти жизнь разве что твоей собаке, если ее обвинят в недозволенной охоте на чужих землях. Жизнь магистра двора божественных Гонория и Иоанна стоит по меньшей мере вчетверо дороже.

– Хорошо, – вздохнул Олимпий. – Я заплачу.

Увы, Евтапию не повезло и в этот раз. Олимпий был убит сразу же по выходе из его дворца стрелой, прилетевшей невесть откуда. Скорее всего, из далекого города Арля, где при сходных обстоятельствах был убит префект Сар. Но в этом случае следует признать, что человек, стрелявший из лука, обладает немалой силой и большими возможностями. Ярости евнуха не было предела. Речь шла уже не только о деньгах, а о способности магистра двора влиять на дела империи. До прибытия в Константинополь Галлы Плацидии никто не сомневался в могуществе магистра Евтапия, а ныне многие насмешливо улыбались ему вслед и пожимали плечами.

Византийские легионы достигли Аквилеи в конце лета. Римская армия, возглавляемая сиятельным Иовием, насчитывала в своих рядах тридцать тысяч пехотинцев и десять тысяч клибонариев. Но ни сам Иовий, ни префект Галлии Литорий не питали иллюзий по части стойкости своих легионеров. Многие комиты и трибуны только ждали случая, чтобы переметнуться на сторону божественного Валентиниана. Пример потенциальным изменникам подал достойный представитель Сената Рутилий Намициан. Именно он первым бежал из римского лагеря, дабы засвидетельствовать свое почтение сиятельной Галле Плацидии. И, по слухам, был обласкан сестрой покойного Гонория. Его примеру тут же последовали многие военные и гражданские чины. Армия божественного Иоанна таяла буквально на глазах. Самозваный император, человек ничтожный, но далеко не глупый, тоже предпринял попытку скрыться от грядущего возмездия, однако был перехвачен клибонариями Литория и вновь водворен в свой роскошный шатер. Литорий считал, что провозглашение Иоанна императором – ошибка, чтобы не сказать глупость. Никто не поверил, что смазливый Иоанн – сын Гонория. И ни публичные заявления на этот счет самого Гонория, сделанные еще при жизни, ни завещание, подписанное императором накануне смерти, ничего не изменили в скептическом отношении как патрикиев, так и народа к ничтожному Иоанну.

– Либо мы атакуем немедленно, – сказал Литорий Иовию, – либо через день нам будет нечем атаковать.

Литорий был относительно молод, ему не исполнилось еще и сорока. Но звание патрикия и недюжинный ум помогли ему очень быстро выделиться среди чиновников Гонория. Впрочем, немалую роль в его продвижении наверх сыграл Иовий, доводившийся Литорию тестем. Префекту Галлии очень не хотелось выглядеть неблагодарным в глазах старого полководца, но положение было таково, что приходилось волей-неволей задумываться не только о будущем, но и о своей жизни. Литорию очень не хотелось разделить жалкую участь Олимпия, убитого стрелой в далеком Константинополе. Скорее всего, магистр двора был устранен по приказу Галлы Плацидии, но не исключено, что ему отомстил за смерть отца высокородный Аэций.