Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Они ушли. Не бойся.
Он смотрел мимо нее, совсем не по-детски, немного нахмурившись.
— Павлик! — позвала Душка, теребя его за плечо. — Пожалуйста, выйди из того места, где ты сейчас! Вспомни, что говорила нам бабушка — бояться совершенно не обязательно! Надо просто вспомнить о приятном! И обязательно найдешь дорогу домой из самого темного места…
Он не реагировал. Просто сидел, положив руки на колени, и дрожал.
Душка задохнулась своим бессилием и, уже потеряв всякую надежду, вспомнила: «Бадхетт!» Он наверняка его вернет.
Вскочив с коленок, Душка бросилась в угол и, найдя Бадхетта, притащила его за мохнатую лапу к Павлику.
— Вот, посмотри же! Кто к нам пришел?
Подражая голосу смешного Винни-Пуха, Душка проговорила:
— Это я, я пришел к тебе. Есть ли у тебя горшочек меда?
Павлик не реагировал. «Будто его вообще тут не было, — с ужасом подумала Душка, почти отдаваясь панике. — Будто кто-то высосал из него душу!»
— Почему ты не играешь со мной? — пыталась она продолжить игру, сама понимая, насколько это нелепо и неуместно. Сейчас малышу был нужен не Бадхетт.
Но кто?
Мысль пришла неожиданно — спасительная и немного страшноватая. «А вдруг я не сумею, — в отчаянии подумала Душка. — Вдруг у меня не получится?»
Тем не менее она закрыла глаза и начала УХОДИТЬ. Она шла по лесной дорожке, вдаль, вокруг нее пели птицы, а деревья казались врагами. Во всяком случае, они хранили загадочное и отторгающее молчание — не хотим мы с тобой знаться, глупая девчонка! Душка не обращала на них внимания, твердо зная, что ей необходимо проделать весь путь до конца.
Она ведь еще не умела просто крикнуть на такое расстояние: «Бабушка!»
Поэтому она все шла и шла, потом ехала на автобусе и уже подходила к двери, почти бегом, преодолев все это мысленное расстояние куда быстрее, чем это получилось бы у нее наяву.
— Ба-буш-ка!
«Я должна увидеть ее лицо, так она меня учила», — подумала Душка, пытаясь сохраниться в том же состоянии.
И когда наконец-то она увидела, что бабушка поворачивается к ней, немного грустная и озабоченная, с вечной «беломориной» в зубах, она опять крикнула:
— Бабушка, милая! Сделай что-нибудь! Павлику кто-то угрожает, но я не могу понять кто! Помоги нам, бабушка! Пожалуйста!
* * *
Кирилл уже оделся, когда Ариадна появилась в дверях снова.
Одетая в ярко-голубое платье, она была так великолепна, что Кирилл почувствовал опять, как бешено колотится сердце, и кровь снова и снова звала его стать «древним», не знающим еще слова «грех».
Она улыбалась, с легким оттенком превосходства и снисходительности.
— Деньги, — напомнила она ему, взглядом указывая на тумбочку.
Он почувствовал себя так, как если бы его ударили.
Впрочем, так все и было. Она же била его постоянно, пытаясь унизить, заставить в очередной раз почувствовать себя никчемным уродцем, невесть почему выбранным ей для совершенно неизвестных ему целей.
Из кухни доносилась совершенно идиотская, навязчивая песня. «Ты в ритме танца, тебе некуда деваться», — без устали тараторил какой-то мужик одну и ту же фразу, как будто хотел запрограммировать его, Кирилла, что ему действительно некуда бежать. Некуда деться!
Он — в ритме танца. Неведомого ему, но явно ритуального, пахнущего костром языческих капищ, первородным грехом и сгоревшей кожицей змеи.
Он в ритме танца, который танцует Ариадна, пленительная, коварная, заманивающая его в ловушку, и черт его побери — как он сможет оттуда выбраться?
И — хочет ли он выбираться оттуда?
Она склонилась над ним, изящно выгнув спину. Язычок медленно облизывал губы, а в глазах сверкали отсветы того, древнего костра, в котором собиралась сгореть вся его прежняя жизнь.
— Пожалуйста, — проговорила она капризным голосом, немного растягивая слова, — будь хорошим мальчиком, ладно?
Он хотел сказать ей, что ему, в сущности, наплевать на нее, хотелось послать ее ко всем чертям, прямо в ад, из которого она, похоже, неизвестно как смогла выбраться, но вместо этого он улыбнулся и кивнул.
Как хороший мальчик.
Ну просто ОЧЕНЬ хороший мальчик!
— Душка?
Она подняла с кресла свое грузное тело. Сейчас услышанный голосок казался ей миражом, но она знала — это совсем не так.
Она звала ее.
Старуха даже умудрилась расслышать фразу «Помоги нам, бабушка!».
— Что-то там происходит, — произнесла она, глядя на распятие, висевшее над ее кроватью. — Если бы я была глупой атеисткой, я бы, конечно, постаралась успокоить себя тем, что мне просто померещилось. Но так как Ты миловал меня от такой участи, я все-таки рискну поверить в то, что Душка звала меня на помощь. А это значит, что надо думать, что нам надо делать.
Были бы у нее здоровые ноги, она бы пошла на автобусную остановку, доехала бы до Гиблого Болота и там что-нибудь придумала. Но ее ноги вряд ли будут такими милыми, что позволят ей уйти далеко. Скорее всего, у нее ничего не получится.
Оставался еще один способ.
Тряхнуть стариной.
— Но Ты запретил мне это делать, — посмотрела она в сторону распятия. — Хотя… Может быть, ради моих ребятишек стоит рискнуть?
Она подошла к телефону и набрала номер.
Сначала ответом ей были долгие гудки, но потом трубку все-таки сняли.
Глухой голос сказал:
— Я слушаю.
— Это я, — сказала старуха. — Ты мне нужен. Пожалуйста, приезжай.
После этого она повесила трубку и судорожно вздохнула. Потом опять подняла глаза на распятие и тихонечко спросила:
— Ты меня простишь?
Собрав в сумку все, что Игорь считал необходимым (а в разряд необходимого входили самые неожиданные вещи, как то: Евангелие, блок сигарет, зажигалка, теплый свитер и почему-то детская игрушка, которую Игорь любил уже двадцать пять лет, а именно совсем старая собака-сенбернар, плюшевая и с оторванным ухом), он немного подумал и засунул туда еще и охотничий нож.
Теперь он был полностью экипирован.
Присев на кровать, он закурил и подмигнул собственному изображению.
— Не знаю уж, куда мы отправляемся, ну да такова, видно, воля Божья.
Он посмотрел на икону и собрался уже задуть лампаду, но передумал.
Ничего не случится. Пусть горит, пока его не будет. Он терпеть не мог, когда в его доме НИКОГО не было.
К тому же Игорь рассчитывал скоро вернуться.
Он перекрестил порог и вышел навстречу холодному ветру, бросившему ему в лицо пригоршню мелкого колючего снега.