– Пожалуй.

– С чем?

– На ваш выбор. И пиво.

Доедал Бертран в мрачнейшем настроении. Американец развернул «Нью-Йорк таймс», сделал несколько глубокомысленных замечаний по поводу статьи, но фотограф притворился глухим. Он вспомнил, как стоял перед статуей Коня ветра и отрезал перочинным ножом лоскут от своей оранжевой футболки, чтобы сделать флажок. Шерпа улыбнулся. Бертран загадал желание.

– Пожалуйста, ни о чем не спрашивай, дружище.

– Спрашиваю не я, – ухмыльнулся проводник.

– Я в любом случае не верю в такие… штуки, – буркнул Бертран.

– Если уж человек сюда забрался, обязательно о чем-нибудь попросит.

Ледяной ветер Тибета долетел до московского бара, забрался под рубашку, морозя душу. Теперь, когда я снова увидел Лолу, все стало еще хуже.

Американец перебрался на соседний табурет, и они закончили скудный ужин, перебросившись парой ничего не значащих фраз. Бертран услышал за спиной голоса: сейчас экипаж пройдет мимо него на расстоянии вытянутой руки. Лола, в черной футболке и джинсах, находилась в центре группы. Анаис заметила Бертрана, тронула ее за руку, и Лола улыбнулась – издалека, отстраненно, как бывшему соседу. Бертран заказал еще водки, выпил залпом и посмотрел на часы: 20.30. Видимо, обратно они вылетают очень рано, раз ложатся спать с петухами!

Янки-прилипала предложил «устроиться в креслах и пропустить по стаканчику». Бертран отказался. Толстяк заполнил собой ближайшее кресло и опустил веки. А Бертрану пришла в голову неожиданная мысль: «Весь экипаж узнает результат, а я нет. Никогда». Какой дурак купил этот тест? Он сделал знак бармену – «Наливай!». Месяцы ушли на организацию поездки в Россию… Были преодолены все дебильные административные препоны. Он заказал билет – именно на это число! – и некая «сущность» проколола колесо такси. Кто? Кто дал мне силы бежать, кто подстроил падение, кто дотащил до самолета с Лолой на борту? Кто хочет навсегда сломать меня?

Пианист наигрывал под сурдинку, Бертран встал, прошелся по холлу между креслами со скучной обивкой песочного цвета и столиками из светлой березы. Толстяк спал с открытым ртом, в дальнем углу трое мужчин и две женщины пили виски из тяжелых квадратных стаканов. Дамочки похожи как близняшки, у обеих стрижка каре, высоченные шпильки. Шлюхи. Рыжий морщинистый тип в желтой рубашке почему-то один. А Лола у себя. Им владел гнев, и он чувствовал себя несчастным, потому что был отчаянно влюблен. Когда Лола накладывала ему повязки, ее пальцы ласкали кожу, как крыло птицы, севшей на руку и тут же вспорхнувшей в небо. У ее тела медовый вкус, от него исходит жар…

Бертран опрокинул третью рюмку сорокаградусной. Алкоголь обжег желудок, ударил в мозг электрическим разрядом. Шоковая терапия подействовала.

Сколько еще раз за оставшуюся жизнь тебе выпадет шанс увидеть эту женщину?

Кто-то тронул его за плечо. Не Лола – бармен с телефоном. «Номер 306», – произнес голос в трубке. Он взлетел по лестнице, забыв о колене, и постучал. Один раз. Дверь открылась. Лола была бледна. И прекрасна.

Лола с порога кинулась ему в объятия.

– Я хотела, чтобы ты был здесь.

Они дышали друг другом, боясь шевельнуться, как будто надеялись, что время о них забудет, потом, не разнимая рук, глаза в глаза, упали на кровать.

Бертран нашел верные слова, чтобы пересказать все, о чем размышлял на Тибете, описывал пейзажи, подражая образной речи шерпы:

– Стоило небу проясниться, и оно становилось вызывающе синим. Смотришь – и не веришь, что тучи вернутся. А на рассвете… Жалко, что ты не видела красок зари на берегах озера Цо-Морири. Я стал лучше, убедился, что снимаю, как надо и то, что надо. Мгновенно почувствовал рельеф и понял окружающую жизнь. Потрясают тишина и вечный ветер, от которого кружится голова. Родинка на твоей шее. Пустынные пейзажи, и разлука с тобой.

Бертран прижался губами к губам Лолы, его глаза лихорадочно блестели, дыхание сбивалось. Она оттолкнула, нет, отодвинула его.

– Я никогда не чувствовал подобной пустоты в душе – и не испытывал такой полноты чувств. Эти четыре месяца были необходимы мне, как воздух, Лола! Я установил флажок, загадав желание, чтобы снова тебя увидеть…

Звонок мобильного вернул их реальности – совсем как в Париже.

– Я должна ответить.

Лола встала, Бертран удержал ее за руку.

– Ты ему сказала?

– Не успела – Филипп меня опередил.

Бертран закрылся в ванной. Разделся и встал под душ, чтобы не слышать, как Лола говорит с Франком о «счастье и малыше». Не его дело, какой у нее тон! Пристанет, как детская считалка, потом не отвяжешься. Горячая вода потекла на бинты, и незажившие раны открылись. Кровь не текла, но щипало сильно. Кстати, ни один словарь синонимов не ставит в один ряд слова «заживление» и «исчезновение». Никто из лексикографов не объясняет, что и когда нужно говорить.

Бертран потянул на себя запотевшую дверь и увидел Лолу. Она нежно улыбнулась, протянула полотенце. Они молча смотрели друг на друга, и он вдруг спросил:

– Если бы я сказал: «Выходи за меня…» – ты бы согласилась?

Еще одна улыбка. Грустная.

– Давай сначала сменим повязки. Где мазь?

– В кармане куртки. Бинты и пластырь там же.

– В котором из двух?

– В правом.

Лола вышла. Зеркала прояснились, и фотограф увидел свое отражение – голый, волосы всклокочены. Непристойное зрелище? Может, и так, но, если любишь женщину и хочешь, чтобы она разделась перед тобой, сначала избавься от одежды сам.

Лола вернулась, велела поднять руку, нанесла толстый слой мази, прикрыла марлей, наклеила пластырь и занялась коленом. Бертран не произнес ни слова – все представлял, что Лола говорила Франку, а спросить язык не поворачивался. Возможны варианты… Как всегда.

Она взяла его за здоровую руку и потянула к кровати. Нагнулась, сделала ребром ладони разделительную канавку и заставила поклясться «не пересекать черту».

– Физически.

Он дал слово.

Лола надела футболку – благодарю тебя, бог шмоток! – которая никак не могла принадлежать Франку. Скользнула под простыню, повернулась на бок, лицом к нему, и заговорила.

– В дверь Дафны тогда позвонила Лола Баратье – женщина, всегда следующая правилам, не выходящая за рамки установлений. На курсах бортпроводников первым делом объясняют, что в полете – как и в жизни – следует учитывать фактор риска. Однако, в отличие от реальной жизни, в моей профессии можно пойти учиться на курсы повышения квалификации, поработать на тренажерах. Нам объясняют, как действовать в случае механических поломок, что делать, если террористы захватывают заложников: «Ни в коем случае не оказывайте сопротивления». Не знаю, как сильно это на меня повлияло и повлияло ли вообще. Я никогда не думала, что со мной может случиться нечто подобное, и не знаю, хотела ли этого подсознательно. Риск, неожиданность, искушение. Ты. Когда ты открыл, первой реакцией было удивление. Ты был ожившим символом.