Наконец отец устал. В этот момент в нашу дверь позвонили. Отец открыл и увидел на пороге двух полицейских. Как потом выяснилось, нам звонила наша тетя и по просьбе матери сообщила о скандале в полицию.

– Нам поступило сообщение о шуме, – сказал один из полицейских. Если бы полиция зашла в дом, то обязательно бы увидела разгром. Но полицейские внутрь не вошли, а отец спокойным голосом и уравновешенным тоном уверил их, что все в порядке. К нашему удивлению, полиция ему поверила и удалилась. Кухня была разгромлена, а наша с Аннет кровать залита спиртным и засыпана разбитым стеклом. Мать быстро собрала нас (Стивен был тогда совсем маленьким), усадила в машину и повезла к своей матери в Хантингтон. Последующие три дня мы прожили у бабушки. Это были, наверное, лучшие дни моей жизни, потому что нам не надо было волноваться из-за отца и очередного скандала, который он может закатить.

На третий день нашего визита я увидела, что мама плачет и разговаривает с бабушкой.

– Твое место – с мужем, – говорила ей бабушка. – Ты должна к нему вернуться.

Я тоже начала плакать и умолять бабушку разрешить нам остаться у нее, но бабушка об этом и слышать не желала. В те времена жены, по крайней мере в итальянских семьях, не уходили от своих мужей. Считалось, что женщина должна терпеть. Бабушка терпела, а теперь должна была терпеть и наша мама. Поэтому все мы сели в автомобиль и поехали домой.

Мы тихо и с опаской вошли в дом. Я медленно зашла на кухню. Беспорядок был частично устранен. Вместо разбитого стола отец притащил с улицы пластиковый стол для пикника. Дырка в стене, образовавшаяся после того, как он вырвал розетку из стены, так и осталась. Все, что не убрал отец, должны были убрать мы. И в тот раз, точно так же, как и ранее, никто и словом не упомянул о произошедшем. Мы продолжали жить, словно ничего не случилось.

Это был тот случай, когда наша мать чуть было не ушла от отца.

После этого грандиозного «взрыва» отец немного успокоился. Надо сказать, что на отца очень хорошо влияло присутствие маленького Стивена. Отец обожал своего сына, он был очень рад тому, что Стивен растет умным, веселым и сообразительным. Стивен с самого раннего возраста демонстрировал большие способности. Он был гораздо младше остальных детей, и поэтому много времени проводил с матерью, что способствовало его быстрому развитию. Мама много ему читала, играла с ним и поддерживала его тягу к знаниям. К четырехлетнему возрасту Стивен запомнил не только имена и дни рождения всех президентов, но и даты их смерти. Отец очень радовался, когда Стивен наизусть сообщал ему эти числа. Отец брал с собой Стивена на работу и покупал ему пластинки с популярными песнями. Казалось, что впервые за долгие годы отец рад находиться дома. Он стал меньше ходить в бар. Он по-прежнему продолжал пить дома, но напивался меньше. И теперь, когда он был в доме с другими людьми, у него реже происходили приступы ярости. Я поняла, что чаще всего он «съезжал с катушек», когда ехал домой один. Дома он просто пил до тех пор, пока не отключался. На следующее утро мы находили большую пепельницу, полную окурков, разбросанный по полу пепел от сигарет и, может быть, пару прожженных окурками дыр в ковре или в диване. Это были мелочи, которые можно было легко пережить.

После того как отец перестал заниматься строительством, он снова занялся барами. На этот раз он купил бар под названием «Мельница», расположенный около разъезда Джерико. Мать начала работать в баре отца официанткой, и мы с Аннет часто им помогали – готовили суп из моллюсков и жарили гамбургеры. Мы переехали из Коммака назад в Хантингтон-Стейшен и поселились в доме, который отец построил сам. Этот дом стоял в небольшом переулке рядом с другим домом. К парадному входу вела длинная, усыпанная гравием дорожка. Внутреннее расположение комнат было более чем странным. Из парадной двери человек сразу попадал в комнату, заваленную непонятно чем. Справа располагалась гостиная, но так как в ней практически не было мебели, эту комнату не использовали. Чтобы попасть в туалет на первом этаже, надо было пройти через комнату, в которой стояла стиральная машина. С внешней стороны стены дома были покрыты сайдингом, причем у отца остался лишний сайдинг и он использовал его для обивки внутренних стен одной из комнат. И все же мне этот дом нравился. Во дворе росли огромные вязы, и потом – я вернулась в родной Хантингтон. Кроме того, с новым домом и новым баром отца родители так сильно уставали, что у них не оставалось времени на скандалы.

Я с трудом засыпала, а посреди ночи часто просыпалась от кошмаров.

Приблизительно тогда же родители стали снимать летний дом у моря на севере Лонг-Айленда. В том доме мы могли отдохнуть всей семьей, чего уже давно себе не позволяли. Обычно мы проводили там неделю. Дом стоял на высоком берегу, и чтобы попасть на пляж, надо было пройти сто ступенек. Мне очень нравилось бывать рядом с океаном. Вечерами мы играли и поздно ложились спать, а завтракали в пижамах за столом на улице. Это были счастливые, тихие и спокойные дни. Тогда родители мало конфликтовали. Все на пляже могли отдохнуть и расслабиться.

Вскоре бедный Стивен все-таки понял, кто его отец на самом деле. До этого малыш считал, что отец – ровный, нежный и заботливый человек. Когда Стивену исполнилось пять лет, произошел случай, который показал ему темные стороны характера отца. Во дворе у нас лежала большая куча песка, и Стивен со своим другом играли в ней, как в песочнице. Рядом с кучей песка отец парковал свой автомобиль, и Стивен зачем-то засыпал песок в выхлопную трубу. Отец попытался завести автомобиль, но тот не заводился. Тогда отец схватил Стивена и с силой пнул его ногой. Стивен громко заплакал, мама выбежала из дома и схватила его в охапку. Оказалось, что даже Стивен, которого отец любил, не был застрахован от его плохого настроения.

Я не хотела, чтобы люди знали, какой жизнью мне приходится жить.

И все же мы пытались жить нормальной жизнью, насколько это было возможно. Я уже училась в старших классах, начала ходить на свидания с мальчиками и заводить новых друзей. Казалось, что я живу совершенно обычной жизнью – гуляю, хожу в торговый центр, а по субботам на танцы в церковь. Но стресс от жизни в нашей семье стал сказываться на мне все сильнее. Мои оценки в школе становились все хуже и хуже. Учителя говорили, что я очень невнимательная. Если честно, то я слишком уставала, чтобы сконцентрироваться в классе. Дело в том, что я с трудом засыпала, а посреди ночи часто просыпалась от кошмаров. Сон не давал отдыха от ужасов, а являлся непосредственным продолжением кошмара, в котором я жила наяву.

Спокойно и хорошо выспаться я могла только тогда, когда ночевала у подруг. В то время моей лучшей подругой была девочка по имени Сю, которая разделяла мое чувство юмора и точно так же любила набедокурить. Мне очень нравилось ночевать у Сю дома. Мать подруги была секретаршей, отец работал в компании IBM. Мне казалось, что у Сю совершенно идеальная семья. Ее отец возвращался с работы в шесть, в семь они садились ужинать, а в девять часов ложились спать. На следующее утро мама Сю надевала кухонный фартук поверх офисного костюма и кормила нас яичницей с беконом или сосисками. Все это мы запивали апельсиновым соком, в который бросали несколько витаминных таблеток. Все сидели за столом, ели и смеялись. Обстановка была веселой и непринужденной.