— Так поешь.

— Ха!.. Когда, капитан?

— Зови меня Пеллен. Все равно нам с тобой работать вместе, по крайней мере, какое-то время. Кстати, что касается совместной работы…

— Да? — заинтересовался Эшер.

— Надо бы нам сесть, потолковать, как только я подготовлю своих людей к тому, что предстоит, — сказал Оррик. — Следует организовать собрание представителей всех гильдий. Когда распространятся горестные новости, думаю, по улицам потекут реки слез.

Эшер кивнул.

— А гильдиям будет легче, чем нам, держать людей под контролем. Хорошая мысль, кап… Пеллен.

— Когда найдется свободная минутка, пришли гонца в казармы, — предложил Оррик. — Я сразу же явлюсь.

— Надеюсь, ты не бросишь меня наедине со старым занудой Дарраном. Говорю тебе, Пеллен, с ним никакого терпения не хватит. Говорю тебе, однажды я сверну старикашке шею.

— А ты не сдерживай благие порывы, — успокоил его капитан. — Я буду навещать тебя в камере, так что хоть в Башню таскаться не придется.

Эшер удивленно уставился на него. Кто бы мог подумать? Оррик, человек с каменным лицом — и чувством юмора.

— Ха… Смешно, — фыркнул он и направился к двери.

Пеллен Оррик, ухмыляясь, последовал за ним.

— Я так и подумал, — проворчал он.

* * *

Покупатели не беспокоили, и Дафна протирала полки от пыли, когда услышала первые скорбные вопли и рыдания. Они доносились с улицы, на которой находилась ее книжная лавка. Подойдя к окну, девушка увидела, как соседи выбегают из своих жилищ на улицу, словно муравьи из разворошенного палкой муравейника. Они толпились, гомонили и размахивали руками, окружив госпожу Таттл, которая держала булочную в пяти домах от магазина Дафны. Сама тетушка Таттл скорбно заламывала руки и что-то рассказывала собравшимся; по ее лицу, красному от жара печи, струились слезы.

У нее перехватило дыхание, но к горечи примешивалось и облегчение. Значит, новости обнародованы. Можно сложить с себя бремя по крайней мере одной тайны и ждать, какое еще испытание пошлет ей Пророчество. Только бы никто больше не умирал. Три жизни, нет — даже четыре, если считать бедного Мэтчера, и даже пять, если добавить отца Эшера, уже принесены в жертву ради грядущего. Ради того, чтобы отжившее ушло в прошлое, а Эшер мог возродиться как Невинный маг.

— Почему, Вейра? — спросила она старуху прошлой ночью, узнав о судьбе королевской семьи. — Почему Пророчество требует в жертву так много жизней?

Ответ Вейры через Камень Круга прозвучал привычно.

«Мы не знаем, относится ли это деяние к Пророчеству, дитя. Но если относится, то знай, что в нем есть смысл. Даже если мы не можем разглядеть его во тьме».

Горестные крики на улице нарастали, а Дафна снова принялась протирать полки. Есть смысл или нет, но ей казалось, что Пророчество осуществляется с ненужной жестокостью. Наверняка события могли развиваться без кровопролития и страданий, без той мучительной боли, которую она увидела в глазах Эшера, когда он бросился в ее раскрытые объятия.

Погрузившись в воспоминания, девушка как будто снова ощутила на себе тяжесть его тела, его дрожь под ее ладонями. В тысячный раз вспоминала она, как он, словно спасительную молитву, шептал ее имя… И внезапно изнутри поднялось острое, страстное желание, словно свежий сок, заструившийся в дереве после зимней спячки…

Нет. Он — Маг, а она — Наследница. Да, они шли одним путем в одно время, но должны идти поодиночке, не соприкасаясь ни руками, ни сердцами. То, что она переживала, было всего лишь чувством, чистым и простым, но у человека, следующего Пророчеству, нет времени на чувства. Они — помеха. Чувства способны убить куда больше людей, чем Пророчество.

Но как же трудно отказаться от Эшера. Было трудно и раньше, а теперь с каждым днем все трудней и трудней, потому что теперь она знает его. Знает по-настоящему, не просто как воплощенное Пророчество, а как человека.

Она узнала, что он любит солодовое пиво больше, чем хмелевое. Любит жареных цыплят, а не утку под соусом. Любит петь, но из милосердия не делает этого на людях. Любимые цвета — зеленый и синий. Считает, что посещение театральных представлений — глупая трата времени, но может застыть перед передвижным кукольным балаганом и простоять битый час, не замечая, как течет время. Не выносит самодовольных, туповатых и склочных предводителей гильдий и их лакеев, тратит время, внимание и подчас щедро помогает деньгами тем трудягам, которые нуждаются в помощи. Горько сетует, если необходимо прочитать что-то из истории, и не может оторваться от ярко иллюстрированных сказок, выставленных в лавке специально для детей.

Он бывает грубым, жестким, язвительным, но ему присущи сострадание и верность, он может быть непреклонным и упрямым, но всегда честен и неподкупен. Прикосновение к его коже словно благословение, а его голос звучит для нее, как песня.

— Проклятие, Эшер! Почему ты не можешь быть другим? Противным и омерзительным? Или женатым, старым и безобразным? Почему ты не можешь быть кем угодно, только не самим собой?

— С кем ты разговариваешь, милая?

Дафна вздрогнула и обернулась. Сунула руки в карманы и стерла эмоции с лица.

— Мастер Бимфилд! Простите, не заметила, что у меня покупатель. Чем могу помочь?

Шляпа на голове мастера Бимфилда сидела косо, из поблекших голубых глаз текли слезы.

— Ах, милая, — простонал он. — Разве ты не слыхала? Про короля, девочка. Про королеву и их чудесную дочку. Погибли, все погибли. Герольды кричат про это по всему городу!

— Нет! — выдохнула она потрясение и постаралась выдавить из себя хоть пару слезинок. Ничего не получилось; она вытащила платок и спрятала в него лицо. — Какой ужас!

Мастер Бимфилд покивал головой.

— Можешь закрывать лавку, милая. Сегодня покупателей у тебя не будет. Глашатаи сказали, что в пять часов со ступеней Палаты Правосудия будет сделано заявление. Если хочешь, пойдем вместе. Улицы забиты народом, и трудно сказать, что может случиться в охваченной горем толпе.

Дафна поняла, что он хочет туда сходить. Хочет, но боится, потому что потрясен трагедией и растерян. Конечно, насчет толпы он прав. Выглянув в окно, она увидела массы народа, текущие по направлению к центральной площади города. Стоит сделать один неверный шаг, споткнуться — и старика просто затопчут. Сама она могла и не ходить. О чем бы там ни объявили, известие распространится быстро. Но для мастера Бимфилда это важно, и он всегда был хорошим покупателем…

Кроме того, есть возможность увидеть Эшера.

— Большое спасибо за приглашение, — ответила Дафна. — Я только накину шаль.

* * *

Госпожа Марна плакала. Ее светло-серые глаза покраснели и распухли, нижняя губа непрестанно дрожала. Украдкой от Эшера она то и дело смахивала пальчиком очередную нечаянную слезу. Он давно предложил бы ей платок, но до сих пор трепетал перед знатной дамой. Кроме того, у нее, наверно, был свой. Возможно, она не хотела, чтобы кто-то заметил ее слабость.