– Курево, – пробормотал Курт. – Это же сигареты. Наша башня уже разворачивалась влево, чтобы взять на прицел атакующих.

– Передом влево, механик! – крикнул мне Хелман. – Там танки Т-34.

Я развернул танк влево, зацепив при этом передним броневым листом ближайший к нам грузовик и сорвав ему борт. Оттуда на дорогу вывалились бутылки – по всей видимости, с вином, поскольку несколько бутылок разбилось о наш бронелист, залив его красным. Аромат спиртного донесся до меня сквозь смотровую щель. Я выдвинул танк несколько вперед, потеснив грузовик и не обращая внимания на падающие и разбивающиеся бутылки. Когда обзор стал удовлетворительным, я увидел на равнине, в вихрях падающих снежных хлопьев, три русских танка Т-34. Они неслись по направлению к нам – куда быстрее, чем я мог себе представить, что танк может двигаться с такой скоростью, – возможно, горя честолюбивым желанием захватить группу танков противника прежде, чем сюда подоспеют основные силы армии, идущие за ними. Они выглядели несколько необычно – их корпуса блестели голым металлом, на котором не было следов краски, из-под гусениц летели фонтаны снега и грязи, когда они рвались к нам по степи.

Над моей головой грохнуло башенное 88-миллиметровое орудие, и эхом ей ответил вскрик русской пленницы за моей спиной. Обернувшись, я взглянул на нее и увидел, как выброшенная из замка башенного орудия стреляная гильза, воняя сгоревшим кордитом,[46] упала на пленницу. Та вздрогнула и ногой отшвырнула ее, как крысу.

Четыре «Тигра» против трех Т-34. В таком соотношении бой должен был стать довольно простым, но что-то в том, как вели себя русские, – в том, как рвалось пламя из их выхлопных труб и как вылетала почва из-под их гусениц, – говорило мне, что их экипажи не желают обременять себя расчетами или соотношениями сил. Они просто рвались добыть «Тигров».

В один из русских танков, шедший впереди, попал снаряд, выпущенный «Тигром», находившимся справа от нас. Я видел, как снаряд этот ударил в башню и высек из нее пласт металла, сам разлетевшись на множество осколков.[47] Но Т-34 продолжал свое наступление – в действительности он даже еще прибавил скорость, это было заметно по тому, как за ним поднимается вверх воздух, нагретый его выхлопными газами, и как закручиваются за ним в горизонтальном вихре падающие хлопья снега. Второй снаряд попал ему в лобовой бронелист и снес прибор наблюдения механика-водителя, со свистом улетевший, вращаясь, в степь.

Русский танк продолжал наступать – да с такой скоростью, что наш башенный стрелок, непривычный к ней, недостаточно скорректировал прицел орудия, и 88-миллиметровый снаряд ударил в снег позади несущегося Т-34, подняв лишь столб снега. В сотне метров от нас открыл огонь и русский танк. Первый же его снаряд попал в маску башенного орудия, со свистом срикошетировал от нее и врезался в землю неподалеку от нас. Наш друг из люфтваффе снова принялся бубнить свои молитвы и, перекрывая грохот боя, проклинать все на свете. Я услышал, как смеется русская пленница.

Наш следующий снаряд попал прямо в лобовой бронелист Т-34 и пробил его, отчего русский танк вздрогнул всем своим корпусом, и бронебойный сердечник снаряда принялся носиться внутри. Теперь я мог видеть сквозь разбитую нашим снарядом смотровую щель лицо их механика-водителя, сплошь покрытое кровью, лицо уже не живого, но еще и не мертвого человека. Это стало моим последним впечатлением перед тем, как он направил свой обреченный танк во фронт наших машин.

Т-34 врезался в один из грузовиков колонны и, двигаясь уже по инерции, привалился бортом к одному из наших «Тигров», сдвинуть с места который инерции у русского танка уже не хватило. Я увидел, что эсэсовский офицер выскочил из кабины грузовика и побежал, когда «Тигр» стал сдавать назад от привалившегося к нему Т-34. «Тигр», покачиваясь, дал задний ход, соскользнул с небольшого бугра на дороге и этим боковым движением сбил на землю эсэсовца. Экипаж «Тигра», естественно, ничего этого не видел и продолжал сдавать назад. Тело эсэсовца было затянуто на гусеницу, его щегольская доха разорвана на части, а его останки выброшены с гусеницы на землю перед танком.

Остальные два Т-34 шли в атаку сразу за лидером, небольшая насыпь, по которой проходила дорога, в сочетании с их скоростью буквально подбросила их в воздух, машины перемахнули дорогу и вылетели в поле по другую ее сторону.

Подбитый Т-34 стоял среди обломков грузовика, люки его были открыты.

Выбравшиеся из них два танкиста[48] были залиты кровью, но я видел – и не мог ошибаться, – что лица их горели жаждой возмездия, азартом сражения. Они спрыгнули с танка на землю в тот самый момент, когда 88-миллиметровый осколочно-фугасный снаряд ударил в танк, обдав их осколками. Другой, уже бронебойный, снаряд прошил броню башни и, отразившись от чего-то, срикошетировал через открытый люк, уносясь в небо. Но двое красных танкистов в этот момент уже направлялись к нашему «Тигру», держа в руках пистолеты. Рядом со мной Курт только хохотнул, припадая к своему МГ и наводя прицел.

Что-то в этой картине напомнило мне предыдущий танковый бой – когда те три русских солдата выбрались из танка ИС в поисках чего-то. Я снова обернулся, бросил взгляд на русскую пленницу и увидел, что она смотрит в смотровую щель, пытаясь понять, что происходит снаружи. Когда я снова припал к смотровой щели, Курт как раз открыл огонь из пулемета своими разворачивающимися пулями.

Действие этих путь, сразивших двух русских танкистов, было ужасающим. По нескольку пуль попали им в туловище, оторвав от него руки и выйдя из спины вместе с дымящимися ошметками плоти. Одному из них одна из пуль попала в лицо, совершенно снеся нижнюю челюсть, при этом его зубы фонтаном вылетели наружу, смешавшись с хлопьями снега. Другой танкист получил пулю в живот, ужасная пуля разворотила все его внутренности. Их тела лежали теперь, исходя паром и истекая кровью, на дороге, среди луж красного вина и тысяч сигарет.

– Ну и картинка, – сказал, отрываясь от пулемета, Курт.

– Разверни танк! – крикнул в ТПУ Хелман. – Фауст, проснись же, черт тебя подери.

Я пришел в себя и развернул танк практически на месте, снова ударив корпусом большой грузовик, так что мы теперь оказались лицом к тем двум Т-34, которые буквально перепрыгнули через дорогу. Они тоже разворачивались, поскольку пронеслись по инерции пару сотен метров по другую сторону дороги и теперь занимали позицию для лобовой атаки по нас.

Я вспомнил глаза механика-водителя из первого Т-34, с которым мы сразились здесь, и понял, что эти русские экипажи были набраны из отдаленных областей Советского Союза и что эти люди не знают страха, не имеют нервов и незнакомы с колебаниями. Их не волнует то, что сейчас они живы, а через мгновение уже мертвы, не в пример нам, со всеми нашими молитвами и колебаниями. Именно против таких людей мы были посланы воевать сюда, в Россию, чтобы сохранить от них нашу культуру, нашу архитектуру и нашу расовую чистоту.[49]