– От чего она умерла? – спрашиваю я. Мы с Конрадом сидим позади, вжавшись каждый в свое окно, чтобы посередине поместился большой помятый чехол с гитарой.

– Это ужасная история, – отвечает Лео. – Уит и его сын Тайсон отправились на выходные в поход для отцов и сыновей. Таю тогда, наверное, было лет десять.

– Что еще за поход для отцов и сыновей? – спрашивает мама, пытаясь разглядеть дорожную карту в тусклом свете. – Звучит по-дурацки.

Лео смеется.

– Вовсе нет. Проводники-индейцы. Большой Филин, Маленький Филин… Могучий Волк, Могучий Волчонок. Вечер у костра. Бусы. Мастерить наконечники для стрел.

Мама смотрит на него пустым взглядом, как будто не улавливает идею.

– Как у бойскаутов, – объясняет Лео. – Ну, не суть. В воскресенье вечером они вернулись из похода. Луиза лежала на полу в прихожей, на ней было столько ножевых ран, что платье стало красным. Уит рассказывал, что малыш Тайсон просто застыл. Ни звука. Ни слезинки. А потом лег на мраморный пол, свернулся рядом с маминым телом, нос к носу, и стал смотреть в ее открытые мертвые глаза. Как будто пытался найти ее душу, сказал Уит.

– Как печально, – вздыхаю я.

– Мальчик так и не оправился. Почти не разговаривает.

– Да он даун, – вставляет Конрад, не отрываясь от журнала.

– Конрад, – произносит Лео ровным голосом, но в нем безошибочно слышится предостережение.

– Он точно даун, – сообщает мне Конрад театральным шепотом. – Я его видел.

Руки Лео стискивают руль. С тех пор как Конрад переехал к нам в прошлом году, Лео старается избегать любых конфликтов. Ему важно, чтобы Конрад не чувствовал себя несчастным оттого, что живет с нами. Но несмотря на все усилия Лео, Конрад явно мечтает оказаться дома в Мемфисе и, как и Анна, хочет, чтобы мама выбрала его. Большую часть времени он сидит в своей комнате – бывшей комнате Анны, – где за закрытой дверью слушает «АББУ» и Мита Лоуфа, тягает гантели или смотрит сериалы по телеку. Вся комната провоняла запахом ног – кислым, влажным и тошнотворным.

Мы добираемся до дома в сумерках. Уитмен и Тайсон ждут нас на подъездной дорожке, у их ног прыгают три собаки.

– Твой старый драндулет слышно за километр. Могли бы пойти пешком вам навстречу. – Уитмен сдавливает Лео в медвежьих объятиях. – И тебе привет, Уоллес. Выглядишь все так же аппетитно.

– Давненько не виделись, дружище, – говорит Лео, хлопая его по спине.

Тайсон на удивление красив. Высокий, в вытертом комбинезоне, с добрым лицом.

– Я Элла, – представляюсь я, протягивая руку.

Но он застенчиво отворачивается. Пинает землю.

– Вы с Тайсоном, кажется, ровесники, Конрад. – Уитмен поднимает наши сумки, и мы следуем за ним в дом. – Возьми сумки, Тай. Отнеси их на чердак.

Уитмен – полная противоположность сыну. Маленький, бойкий, болтающий без умолку – так быстро, что я дивлюсь, как он успевает переводить дыхание. Он похож на мультяшного петуха своим кукарекающим смехом, южным говором и быстрыми дергаными движениями. Мне он нравится.

В старом доме уже ждет ужин.

– Жаркое из свежей крольчатины и суккоташ. С тех пор, как мы уехали из Фили, я стал настоящим сельским жителем, – гордо заявляет он. – Этот хлеб я испек сам сегодня утром. Вся еда на столе из нашего огорода. Даже кролики.

– Вы выращиваете кроликов? – спрашивает Конрад, ковыряя жаркое.

Уитмен смеется.

– Мы их ловим. Они настоящая угроза. Вредители. Приходится ставить ловушки, если мы хотим, чтобы остался хоть один овощ. Но в этих краях все, что убиваем, мы съедаем. Хотя крольчатину нам доводится есть не так часто, как мне бы хотелось. Тай выпускает их из ловушек, когда я не вижу. Не может вынести их крика.

Его сын, опустив глаза, сидит в конце длинного дубового стола и ест свое жаркое из крольчатины.

Уитмен поворачивается ко мне.

– Ты когда-нибудь слышала, как кричит кролик?

Я отрицательно качаю головой.

– Приятного мало. Не могу винить своего пацана. – Уитмен покачивается на ножках стула. – Кстати, говоря о вредителях, олени в этом году совсем достали. – Он поворачивается к Конраду: – Знаешь, что это означает, молодой человек?

Конрад качает головой.

– Завтра вечером едим оленину.

У Конрада на лице написан ужас. Уитмен ревет от смеха.

– Конрад не любитель экзотической еды, – говорит Лео, отрывая себе еще кусок хлеба. Его борода уже вся в крошках. – Дай ему волю, он жил бы на одних чипсах и конфетах.

Я кладу в рот большой кусок жаркого.

– Попробуй, Конрад.

– Уже попробовал, – отвечает Конрад. – Очень вкусно.

– Нет, не пробовал. Ты только ковыряешься в тарелке.

– Ябеда, – выплевывает Конрад.

– Врун.

– Дебилка.

Тайсон застыл, словно пытаясь стать невидимым.

– Ничего страшного, – сглаживает обстановку Уитмен. – Я до двенадцати лет не ел ничего, кроме яичницы. Приготовлю завтра спагетти с фрикадельками. И нет, молодой человек, я не убивал корову. И кстати, если захотите погулять по лесу, обязательно наденьте что-нибудь ярко-красное. У меня проблемы с браконьерами, они пробираются на мою территорию не в положенный сезон поохотиться на оленей.

– Ненавижу охотников, – говорю я.

– Ну, я ничего не имею против, когда они просто добывают себе ужин, – пожимает плечами Уитмен. – Но эти люди охотятся забавы ради. Никаких моральных устоев. Оставляют бедных животных истекать кровью. Даже не делают последний выстрел в голову. Позор. Мои собаки находят туши в лесу. Потом возвращаются с запекшимися от крови мордами.

– Меня сейчас вырвет, – морщится Конрад.

– Конрад. – Лео смотрит на него так, будто вот-вот взорвется.

– У нас была собака, когда я жила в Гватемале в детстве, – говорит мама. – Она залезала в курятник и откусывала курицам головы. Садовник ее застрелил.

– Гватемала? – Уитмен, вздернув бровь, подливает ей вина в бокал.

– Моя мать перевезла нас туда, когда мне было двенадцать.

– Почему в Гватемалу?

– Неудачный развод. И прислуга там дешевая. В те годы можно было найти приличную кухарку за восемь центов в час. Нанетта привыкла к хорошей жизни. Но она ненавидела Гватемалу всей душой. Думала, что на нее в любой момент нападет крестьянин с мачете.

– Она все еще живет там?

– Она умерла несколько лет назад. Не от удара мачете. Мой брат Остин так там и остался. Женился на местной девице. Ненавидит США. Думает, что мы тут все дикари. – Она, смеясь, опустошает бокал. – Он орнитолог. Попугаевед, можете себе представить.