Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Быть может, они до сих пор мучаются от того, что вы с ними сотворили, – высказала предположение Сэм.
Сестра Мэри Фрэнсис улыбнулась.
– Будьте осторожны, дитя мое. Сатана часто маскируется под светлого ангела.
– В таком случае кого же, по вашему мнению, должна винить Китти Кэннон? – спросила Сэм.
– Ей, для начала, стоит признать тот факт, что ее отец был прелюбодеем, – почти прошипела сестра. – Мы дали девочкам крышу над головой. Иначе им пришлось бы жить на улице. Мне известно, как отзываются о нас некоторые работницы этого дома, какого они мнения о покойной матери Карлин. Я слышала крики в ночи, когда наша настоятельница умирала, и никто не пришел ей на помощь. Никому не было дела до того, что произошло с ней той ночью.
– А что же все-таки произошло с ней?
Но сестра Мэри больше не отвечала на ее вопросы. Старуха повернулась к ней спиной, и Сэм поняла, что отведенное ей время истекло. Она открыла дверь и побежала по коридору в сторону пожарной лестницы. Спустилась по металлическим ступенькам, на ходу, в спешке, набирая номер мобильного телефона Фреда.
– Фред? Это Сэм. Я немного опоздаю. Сможешь как-то прикрыть меня? – Она запрыгнула в свою машину. – И еще. Не мог бы ты просмотреть все газетные вырезки, касающиеся отца Китти? Да, той самой знаменитой телеведущей. Я тебе объясню причину, когда приеду в редакцию.
Закончив разговор с коллегой, она сразу же позвонила, чтобы проверить, все ли в порядке у Наны и Эммы.
– С нами все хорошо, милая. А как твои дела? Ты уехала необычно рано сегодня. – Голос Наны звучал так, словно она только что проснулась.
– У меня тоже все прекрасно. Есть одна просьба к тебе. Не могла бы ты проверить, есть ли в архиве деда другие письма от той девушки, Айви. Ну, ты понимаешь. Как то, которое ты читала прошлым вечером. – В трубке воцарилась тишина. – Нана? Ты слышишь меня?
– Да, слышу, – ответила Нана, а потом Сэм услышала, как из соседней комнаты ее настойчиво зовет к себе Эмма.
– Извини, что напрягаю тебя своей просьбой. Знаю, ты занята, но прошу проверить немедленно. Это очень важно.
Сэм действительно почувствовала вину из-за того, что вынуждала Нану исполнять свои просьбы, одновременно справляясь с капризами Эммы. Но оставалось всего два дня до полного сноса бывшего здания Святой Маргариты, а если по этому материалу можно написать хорошую статью, чтобы ее заметили и оценили, то получалось, что она работала в интересах всех членов своей семьи. Нане было необходимо снова получить квартиру в свое распоряжение. Освободить ее от неудобств и необходимости ухаживать за внучкой и правнучкой Сэм могла, только начав зарабатывать гораздо больше, начав полностью обеспечивать себя и Эмму.
Пока она смотрела на часы, панически опасаясь реакции Маррея, если он заметит ее отсутствие, до нее донесся звук шагов вернувшейся в гостиную и снова взявшей трубку Наны, а затем скрип кресла, в которое та тяжело опустилась.
– Почему тебя так заинтересовали эти письма? – спросила Нана.
– А кого бы они не заинтересовали? Трагедия несчастной девушки.
– Ты же не собираешься использовать их в своей работе, я надеюсь?
Сэм сначала немного растерялась. Никогда прежде ей не приходилось лгать Нане. Но ведь она в самом деле не собиралась использовать письма в работе напрямую. Она опирается на них в своем расследования, используя для определенных целей.
– Нет. Просто меня заинтересовали обстоятельства ее жизни.
– Чьей жизни?
– Девушки, написавшей письма, – ответила Сэм, а Нана чуть откашлялась и начала читать ей вслух.
16 декабря 1956 года, воскресенье
Айви выждала момент, когда могла быть уверена, что все уснули, а потом достала из-под своей подушки шариковую ручку и сложенный лист бумаги, который сумела незаметно унести вечером из библиотеки, где обычно писались все письма.
Ее собственный блокнот, привезенный с собой, так и остался лежать в чемодане, отобранном матерью Карлин, когда она только приехала, но по воскресеньям им все же давали возможность перед молитвой писать короткие письма домой. Содержание всех писем подвергалось тщательной цензуре, а потом их еще и проверяла сама лично мать Карлин. Далее письма забирала Патришия, чтобы вручить водителю грузовика, который развозил белье, выстиранное и выглаженное в прачечной. Патришия, веснушчатая девушка с волосами мышиного цвета, в столовой сидела рядом с Айви и рассказывала ей, что при упоминании о Святой Маргарите разрешалось лишь описывать доброту монахинь и выражать глубочайшую благодарность им. После долгих уговоров Айви добилась согласия Патришии подсовывать в общую почту ее, не прошедшие проверку, письма. На радостях Айви незаметно пожала ей под столом руку, слушая громкие команды сестры Фейт немедленно покинуть столовую, хотя они почти не успели ничего съесть.
Она смотрела на запертое окно рядом со своей постелью. Была почти полночь, но даже скудного света луны оказалось для нее достаточно. Пока ручка бегала по листу бумаги, она представляла себе лицо Алистера. Прошли уже долгие месяцы с тех пор, как в последний раз его веселые карие глаза наблюдали за каждым ее движением, но она все еще могла слышать его запах, ощущать прикосновения его рук на своей спине, когда они медленно и нежно занимались любовью. Она так скучала по нему, что у нее болело все тело. Но она не знала, как описать завладевшею ею тоску. Лежа на жестком одеяле поверх своей кровати в общей спальне, она представила себе, как протягивает руку и прикасается к белоснежным простыням их номера в отеле. Вспоминала, как она краснела, когда он с улыбкой разглядывал ее, стоя у распахнутой балконной двери. Мурашки пробегали по коже, как будто ее обдувал свежий морской бриз. Ей необходимо найти нужные слова, чтобы заставить его действовать. Он оставался для нее единственной надеждой на возможность благополучно покинуть этот ужасный приют.
Любовь моя!
Я оказалась в страшном месте, где чувствую себя как никогда прежде беспомощной и одинокой.
Обстановка дома стала совершенно невыносимой. Дядя Фрэнк дошел до такой ярости, что стал почти каждый вечер поднимать на меня руку. Он напивался, а потом приходил в мою спальню и начинал орать. Мол, всем соседям теперь ясно, кто я такая – проститутка, шлюха последняя. Я же сворачивалась клубком на постели, ожидая неизбежной боли и мечтая, чтобы ты сейчас же вошел и одним ударом уложил его на пол. Мама, по мере возможности, старалась защищать меня, вставала между нами, но однажды не успела, и Фрэнк приложился ко мне кулаком с такой силой, что я всерьез испугалась за жизнь нашего будущего ребенка. Дома мне было очень плохо, поэтому, когда доктор Джейкобсон сообщил, что через отца Бенджамина нашел для меня место в приюте Святой Маргариты, я с облегчением поняла: мне есть куда уехать, скрыться от боли, постоянной напряженности и мучений моей матери из-за меня.
Но, оказавшись здесь, я чувствую себя глубоко несчастливой и даже тоскую по дому. Дядя Фрэнк отказался подвезти меня на машине, и мне пришлось добираться автобусом. Мама была настолько расстроена, что даже не попрощалась со мной. Приют Святой Маргариты расположен достаточно далеко: на окраине города Престон, прямо позади церкви.