Отец не упускал случая похвалиться перед соседями, что дети его, да и он сам, записаны в дворовой книге по Белой, откуда и происходит его громкая, хотя и не княжеская фамилия — Бельский.

Сейчас, оглядываясь вокруг на то, что происходит в дымящейся Москве, Малюта в который раз дивился мудрости и дальновидности Скурата Афанасьевича. Действительно, кой род любится, той и высится! Глинские или Захарьины, например. Челядниным везде дорога открыта. Аграфена Челяднина — кормилица государя. Иоанн титек ее не забыл. Однако борьба у подножия трона иногда принимала столь крутой оборот, что и над полюбившимся родом брал верх другой род. После смерти матери Иоанна брата кормилицы, надменного боярина Овчину-Телепнева-Оболенского, фаворита великой княгини, уморили в заключении, а саму Аграфену сослали, но позднее, возмужав, государь вспомнил, чем обязан Челядниным.

Конечно, представления Малюты со временем углубились. Потершись в Кремле, постояв в карауле, покрутившись в стрелецкой среде и увидев, кто правит и кто в конце концов решает, он понял, что присказка отцова верна на все случаи жизни, но вот любовь царская переменчива и зависит от многих причин. У трона толчея: того и гляди — ножом пырнут. А от мертвых цари легко открещиваются. Мертвый-де никому не нужен.

Митрополит Макарий, который чудом уберегся от огня, чуть не задохнувшись в Успенском соборе, был отвезен в Новоспасский монастырь, где отлеживался после пережитых потрясений.

Василий Грязной и Малюта с отрядом конных стрельцов сопровождали туда государя. Иоанн взял с собой людей, которым не доверял полностью, но без которых пока обходиться не умел.

Басманову не нравилось окружение царя. Он без стеснения делился со своими новыми молодыми друзьями:

— Напрасно государь не отошлет от себя Федьку Скопина-Шуйского. Там, где Шуйские, всегда или заговор, или бунт.

Алексей Данилович странным образом запамятовал, что он, в стачке с теми же Шуйскими, совсем недавно к плахе подталкивал братьев Воронцовых.

— Добренькими прикидываются, помалкивают, а секиру вострят. С князем Андреем Федька не только бражничал. И Темкина государь возвратил. Тоже дружок Шуйских. Сколько они над малолетним государем поизмывались? Да и в прошлом году шипели: не надо нам повелителя, который на ходулях бегает и рожи разные корчит.

Грязной и Малюта долго внимали Басманову. Потом Василий сказал:

— Они Григория Захарьина к себе позвали и держали совет, как Глинских извести.

— Откуда проведал? — спросил Басманов. — Ты же под лавкой не сидел?!

— Я не сидел, Алексей Данилович. А промеж них немец один, мореход, затесался.

— Соврать недорого возьмет немец твой.

— А зачем ему врать?

— И то правильно. Зачем немцу врать? Да ни за чем. Вот возьму его в Тайницкую, так он там быстро у меня залопочет.

— Сам узреешь, Алексей Данилович, каково для Глинских царская милость обернется.

Малюта в беседу не вмешивался, однако заметил:

— Посадские да дети боярские смуту сеют и крепко недовольны. Черный народ баламутят.

— Вот это хуже, — покачал головой Басманов. — Зажигальников среди них искать надо.

— Черный люд только мехи раздувает, — засмеялся Грязной. — На кол их, паскуд, да снести макушку по самое голомя!

Путь из сельца Воробьева, куда уехал царь в начале пожара, до Новоспасского монастыря недолог. Однако, когда прискакали, Малюта посмотрел на царское окружение немного другими глазами. Слова Басманова усилили его подозрительность. Теперь он не станет якшаться с каждым, кто имеет силу, власть и деньги. Теперь он будет более переборчив. Царь по-настоящему милостив лишь к тем, кто никогда не был сумой переметной. А Басманов? Басманов с князем Андреем Шуйским да и с прочими Шуйскими дружил. Общая ненависть к Глинским сблизила их. Глинские — чужаки, и даже родство с государем не сделало положение братьев устойчивым. Мать Иоанна пожертвовала дядей своим, князем Михаилом Львовичем Глинским, ради фаворита. Постель и любовь объединяют крепче, чем кровное родство. И эта мысль навсегда запала Малюте в память. Природа с детства развила в нем способности к сыску, и он, особо не задумываясь, постоянно накапливал различные сведения и упрятывал их в глубины сознания под толстую лобную кость, где роились всякие, редко связанные друг с другом мысли.

II

Митрополит Макарий попросил вынести постель на воздух. Приподнявшись на локте, он благословил Иоанна и бояр, приехавших в царской свите. Перед входными воротами на монастырский двор толпился московский люд. Черные, страшные, в опаленной одежде, они стекались сюда с разных концов, надеясь на помощь. Но мало кто мог ее оказать, кроме монахов. Город дымился, узкие улицы завалили остатки стен, выброшенная наружу мебель, трупы людей и лошадей.

Лицо Иоанна искажала гневная гримаса. Еще в Воробьеве духовник протопоп Федор Бармин бросил фразу со скрытым и наверняка обидным смыслом:

— Не гнев Божий поразил твой град, пресветлый государь, а дьявольский огонь пожрал его, вызванный волшебством злодейским. Разве куски пламени не напоминают о дьявольских языках? Подобными в аду облизывают грешников.

Иоанна поразило сравнение. И впрямь в небо подымались длинные багрово-красные языки, которые иначе чем дьявольскими не назовешь. Да и как объяснить такую страшную напасть, если не чародейством?

Князь Федор Скопин-Шуйский — решительный, как все Шуйские, — прямо выкрикнул в присутствии митрополита:

— Не один я говорю, пресветлый государь, не один я! Спроси у кого пожелаешь. Чародеи вынимали у мертвых сердца, бросали их в воду и тем ядовитым настоем кропили наши дома. Оттого и вспыхнула Москва!

Малюта сомневался в существовании чародеев, однако не поделился ни с Грязным, ни тем более с Басмановым. Он считал, что огонь — дело рук человеческих. Прав Басманов: взять кое-кого в Тайницкую башню да на угольки от пожарища пятками поставить, так вся правда и выплывет. Однако он хорошенько запомнил, какую силу и убедительность имеют слухи о чародействе и как им охотно верят.

Федору Скопину-Шуйскому вторил боярин Иван Петрович Челяднин:

— Многие видели, да застращали их зажигальники. Вели, батюшка государь, произвести розыск. Поручи преданным тебе слугам. Не то до большой беды дойдем и последнее потеряем. Кого охранять Москву поставил? Кто перед тобой ответ держать должен?

Ответ напрашивался сам собой: братья Глинские. Один с матерью, княгиней Анной — бабкой государя, в Ржев заблаговременно подался, словно предчувствуя надвигающееся несчастье. Другой — князь Юрий — людишек своих в разные концы рассылает, а зачем, никто не ведает. «Смотреть за ними надо получше, — думал Малюта. — Смотреть! И доносить в Кремль — государю!»

Никто не ведает, да все думают об одном и том же. Глинские Шуйским насолили, богатому князю Юрию Темкину тоже. Захарьины спят и видят, как бы их потеснить. Они поболее Иоанну пользы принесут. И он к ним склоняется, ибо Анастасию любит и, главное, чтит. А царица род собственный изо всех сил наверх тянет. Вот и подтверждение истины Скурата Афанасьевича: кой род любится, той род и высится!