реальности. При этом информация D и F все же достаточно схожа, хотя последняя, безусловно, заметно беднее деталями. Тем не менее во сне образы объектов, воспроизведенные из памяти, кажутся такими же реальными, как и наяву (несмотря на то что они более схематичны, иногда местами как бы размыты)[81].

Описанный механизм зрительного восприятия известен мне эмпирически. Из этого описания на первый взгляд следует, что структуры памяти и моего «я» различны. Между тем, по распространенному мнению, именно память составляет сущность «я». Память хранит сведения о тех событиях, которые сформировали меня как личность, о моей социальной роли и коммуникациях с другими людьми, о моих навыках и привычках, — то есть все то, что в основном определяет мое нынешнее поведение, особенности моего мировосприятия и мышления. Да и само мышление оперирует запомненной информацией, лишь по-новому ее организовывая. Можно сказать, что мыслить — значит вспоминать (платоновское представление о знании как припоминании не так уж далеко от истины).

Однако следует разделять личность и «я». Все перечисленное выше содержимое памяти относится именно к личности. Но ядром личности и связанных с ней воспоминаний является «я», для которого характерна другого рода память. Вообще можно выделить три типа запоминаемой информации: схематичный образ воспринятого ранее, который обычно возникает в сознании в результате припоминания; более точный и подробный образ, приближенный к первоначальному восприятию (возможно, идентичный ему), который воспроизводится лишь в экстраординарных обстоятельствах (под гипнозом, в экспериментах Пенфилда); наконец, образ «я», который присутствует в сознании постоянно в качестве некоего фона для всех его внутренних проявлений. Образ «я», в отличие от образа личности, не имеет внешних примет и сводится к внутреннему ощущению. Но он не становится от этого менее отчетливым, скорее наоборот.

Приведу пример из личного опыта. Как-то раз, когда я ночевал в доме, где до того не бывал, мне приснился очень яркий сон, в котором я видел себя ребенком. Неожиданно проснувшись среди непривычной обстановки, я на какую-то долю секунды позабыл, как и почему я здесь оказался, а главное — сколько мне на самом деле лет и чем все эти годы были наполнены. Можно сказать, что на мгновение я «потерял» свою личность. Однако никакого беспокойства, а тем более страха по этому поводу я не испытал. Мне довольно было чувства, что я есть и что моя жизнь по-прежнему продолжается. Вопрос о том, что такое это «я», лишенное обычных признаков личности, у меня не возник. «Я» представало как нечто самоочевидное и имеющее самостоятельную ценность.

Этот случай мне ясно показал, что сохраняемая памятью информация, касающаяся моей человеческой личности и ее жизненного опыта, не является прямым отражением «я», а лишь ассоциирована с «я». Образ последнего присутствует в моем сознании перманентно в виде некоего единого ощущения, которое не возобновляется время от времени, а длится непрерывно, пока сознание находится в состоянии бодрствования. Причем такое ощущение не является неизменным: оно определенным образом эволюционирует в зависимости от накопленного опыта — пусть и не так сильно, как мои представления о своей личности, которые подвержены очевидному влиянию возрастных изменений, а также отдельных значимых событий жизни. И все же «я» в каком-то смы­сле ведет самостоятельное существование. Оно не обременено всем грузом воспоминаний о пережитом, который несет в себе моя память. Отношения между памятью и «я» напоминают отношения между библиотекарем, комплектующим и хранящим библиотечный фонд, и постоянным посетителем библиотеки. Создается впечатление, что «я» занято только тем, что осознаёт, то есть превращает проходящие через него информационные потоки в субъективные переживания, квалиа (неотделимые от ощущения «я»). Но мыслит ли оно в полном смысле этого слова? Ведь все содержание мыслей, подобно содержанию воспоминаний, предоставляется памятью, основная работа которой происходит, как было показано, вне сферы сознания. Да и вообще значительная часть наших поведенческих реакций, которых мы считаем сознательными, на самом деле осуществляется рефлекторно[82]. Похоже, отчасти правы сторонники учения адвайты-веданты, утверждающие, что истинное «я» (Атман) — это лишь свидетель, отрешенно наблюдающий за деятельностью ума и жизнью тела.

То, что «я» неразрывно связано с конкретным организмом, — всего-навсего привычное заблуждение. На деле, как отмечает известный невролог В. С. Рамачандран, эта взаимосвязь предстает условным конструктом нашего сознания, результатом статистических корреляций в сенсорных данных[83]. Достаточно вспомнить о знаменитой иллюзии резиновой руки. В этом простом опыте экспериментатор синхронно водит кисточками по руке испытуемого, скрытой за экраном, и расположенной перед ним на виду резиновой руке. Через некоторое время большинство испытуемых сообщают, что начинают чувствовать прикосновения кисточки к резиновой руке, словно она является частью их тела. Это свидетельствует об отсутствии жесткой привязки сознания к «своему» телу. По-видимому, «я» достаточно пластично — или безразлично, — чтобы отождествлять себя с каким угодно «носителем» (как показывают эксперименты — даже с пустым пространством, непосредственно окружающим тело).

Однако функции «я» не сводятся к роли безучастного наблюдателя. «Я» — это своего рода «центр управления», направляющий и координирующий работу памяти, мышления, внимания и воли, соединяющий разнородные восприятия и представления в целостное переживание настоящего момента. Именно поэтому его деятельность так трудно выделить из общего потока сознательных процессов.

Ощущение «я» кажется довольно расплывчатым. Его можно определять по-разному, включая в него:

осознание текущего восприятия внешней реальности;

мысли, эмоции, волевые устремления, присутствующие в сознании в настоящий момент;

ощущение своего тела, обусловленное «схемой тела», формируемой нейронной системой головного мозга;

память о своей личности (т. е. о каких-то элементах прежнего опыта, содержащих соответствующую информацию), являющуюся частью сознательного переживания данного момента;

самоощущение «я», не связанное с представлением о конкретной человеческой личности, а выражающее тождество субъекта всех представлений, который сводит их воедино, реализовывая тем самым кантовское «синтетическое единство апперцепции»[84] или его более современный вариант — «глобальное рабочее пространство» (термин, введенный американским психологом Бернардом Баарсом).

Говоря об ощущении «я», я имею в виду именно это самоощущение.

В науке бытует мнение, что понятие «я» по сути представляет собой фикцию, служа лишь обозначением для конгломерата явлений сознания, подобных перечисленным выше. Такая точка зрения не нова. Ее исконно придерживается буддизм. В памятнике древнеиндийской литературы «Вопросы Милинды» буддийский монах Нагасена, отвечая царю Милинде[85] на вопрос о том, что такое личность, приводит пример с колесницей, и происходит такой диалог: «Так, может, государь, дышло, ось, колеса, кузов, поручни, ярмо, вожжи, стрекало вместе — колесница?» — «Нет, почтенный». — «Так, может, государь, что-то помимо дышла, оси, колес, кузова, поручней, ярма, вожжей, стрекала — колесница?» — «Нет, почтенный». — «Ну, государь, спрашиваю я, спрашиваю,