только подставить вас. И зачем бы Дьяволу устраивать такое, если он не положил на вас глаз, если вы действительно так чисты и непорочны перед глазами Господа, как вы утверждаете?

Толпа одобрительно загудела в ответ на пламенную речь судьи. Карл лишь поморщился – он видел так много процессов, что уже мог с уверенностью сказать, когда судейское красноречие было сдобрено взяткой обвиняющего, словно пасхальный крендель маслом.

– Итак, Аманда Адеркас, я спрашиваю вас: вступали ли вы в какие-либо связи с Сатаной? Возносили ли ему мольбы, приносили ли жертвы? Просили ли нечистого даровать вам магические силы?

– Нет! Я не делала ничего из этого!

– Именно так сказал бы любой прислужник Дьявола!

Младший сын графа, не сдержавшись, ухмыльнулся.

– Я постановляю пытать подсудимую до тех пор, пока мы не выведаем всю правду!

По толпе прокатился рокот, тут и там звучали возбужденные охи и ахи. Лицо Аманды стало словно фарфоровая маска, белое и недвижимое. Собравшиеся зеваки начали расходиться, а молодую вдову толчком направили в сторону камер.

В следующий раз Карл увидел девушку привязанной к стулу. Её рука была зажата в тисках «испанской перчатки».

– Позаботишься тут о графине, брат? – спросил брат Пфальц скучающим голосом.

– Да. Иди отдохни, брат, – отозвался Карл, благословляя верного слугу церкви.

Карл подошел ближе к девушке. Ее щеки были залиты слезами, глаза покраснели, и веки опухли, но даже это не скрывало юной, почти еще даже детской красоты. Старому инквизитору было жаль несправедливо оговоренную девушку.

– Признайся, что ты ведьма.

Хриплым от криков, дрожащим голосом Аманда прошептала:

– Я не ведьма. Я не убивала мужа, я невиновна… – она повторяла, словно проговаривая текст молитвы, произнося слова, но сама уже не слыша их смысла.

– Дура! Признайся, нет тут другого пути, и все тут.

Девушка посмотрела на него несколько более осмысленно, удивленная словами и интонациями, которые предыдущий инквизитор явно не использовал.

– Неважно, убивала ты мужа на самом деле или нет, – Карл со вздохом опустился на стул. – Тебя уже обвинили в колдовстве. Теперь тебя будут истязать, пока ты не признаешься. И чем быстрее ты признаешься, тем меньше тебе придется страдать, прежде чем твоя душа наконец отойдет к Богу.

Карл и сам не знал, зачем это все говорил. Почему такой черствый старик, как он, вдруг проникся сочувствием и жалостью к этой зеленоглазой пигалице? Почему пытался ей помочь, облегчить долю?

Инквизитор снова посмотрел на ее лицо. Бледное, словно молоко, слегка присыпанное веснушками, обрамленное копной длинных рыжих волос, завитых в колечки. Ей бы не сидеть в темном, воняющем кровью и страхом застенке, а гулять по полю среди цветов, или кататься на лошади, или читать книгу, сидя у заснеженного окна…

Что-то в сухом и, казалось бы, мертвом уже сердце старика екнуло, зашептало настойчиво «защитить», «спасти», «уберечь».

Аманда всхлипнула отрывисто от боли. Карл оглядел ее зажатую в тиски руку, а затем заметил, что нога девушки уже была облачена в «испанский сапог». Черт, брат Пфальц времени не терял. От сдавливания суставов и мышц конечность опухла, еще сильнее врезаясь в металлические обручи. Как долго она тут сидит? Шесть часов, больше? И все еще не сломалась и не потеряла сознание.

– Признайся!

– Н-нет. Я не делала этого. Я-я не… – шепот Аманды становился все тише, пока не исчез вовсе. Девушка наконец потеряла сознание.

Карл осенил ее крестным знаменьем и принялся раскручивать пыточные приспособления, странно успокоенный тем, что ей не доведется страдать от снятия всего этого железа. Когда кровь возвращается в пережатые обручами конечности, это вызывает боль не меньшую, чем от самой пытки. Закончив, старый инквизитор пошел доложить о «чистосердечном признании» подсудимой.

К утру на площади уже установили столб и приготовили хворост и солому. Безработные зеваки околачивались неподалеку в ожидании зрелища.

Ближе к полудню судья, палач, младший сын почившего герцога и приличная толпа зрителей собрались вокруг будущего костра. Карл спустился в пыточную, чтобы привести «ведьму» на эшафот.

Аманда бредила. Быть может, боль, отчаяние и страх за ночь окончательно помутили ее рассудок. А быть может, нога, слишком долго пережатая в тисках, отравила ее, с кровью разнося яд по телу. Увидев вошедшего, девушка заметалась, бормоча о том, что она «уже умирала на костре, ей нельзя туда снова», и что «Страж нашел ее слишком поздно, ах, слишком поздно», и «она ведь вела праведную жизнь, за что же Бог послал ей такие страдания?».

Когда Карл склонился над лежащей на лавке девой, намереваясь вынести ее на руках, Аманда вдруг обняла лицо инквизитора ладонями, словно не чувствуя боли в раздавленных пальцах. И улыбнулась так тепло и нежно, словно они всю жизнь, а может, и не одну, знали друг друга, а не встретились только вчера на суде.

– До следующей встречи, мой Страж, – прошептала Аманда. И перестала дышать.

Глава 18

– Розетта, Розетта, радость моя! Ты где-е-е?

Молодая девушка вбежала в комнату и закружилась.

– Софья Ильинична, что это с вами? – Молоденькая черноглазая девушка с улыбкой смотрела на воздушную красавицу с золотыми косами.

– Ах, моя Розетта, Петр Адрианович сделал мне предложение!

– Поздравляю! – Девушки порывисто обнялись.

– Сегодня они с папенькой все обсудят, завтра маменька пригласит гостей на званый ужин, а потом!..

Глаза Софьи Ильиничны сияли, в голове звучала музыка, и все прелести жизни молодой замужней красавицы представлялись ей в один момент. Между тем ее компаньонка – Розетта Россет, милая девушка с итальянскими корнями, видела в ситуации нечто угрожающее:

– Софья Ильинична, – взволнованно спросила она, – да ведь папенька ваш говорил, что полк не сегодня-завтра уйдет из города!

– Да, так и есть! – Хорошенькая блондинка упала в кресло и сделала печальное лицо. – Поэтому Петр Адрианович и пошел к папеньке сейчас. Я не хотела помолвку или свадьбу в мае, говорят, это плохая примета!

Молоденькая итальянка испуганно трепыхнула ресницами. На ее родине весьма почитали всевозможные приметы, поэтому Розетта торопливо перекрестилась и