— Кто пришел? — перебил Розина Локтев.

— Грыжа. Воронов. Кличка у Васи была такая.

— Дальше.

— Пришел, посидел, перекурили. Он сказал, что надо на пруд идти, там карп будет брать, а на озере делать нечего. Предложил с ним проехать. Я на машине был. Но переезжать не хотелось, да и клевало неплохо. В общем, он ушел. Я посидел еще и домой отправился. И представьте себе, захотелось жареной рыбки. В магазине у нас ее не купишь, я имею в виду речной. Вот и позвонил Ваське поутру, спросил, поймал ли он чего. А почему позвонил поутру, потому что позже он продал бы улов. Похмелиться-то надо? Я у Зинаиды и спросил, поймал ли чего Васька.

— Это я уже слышал. Что было дальше?

— Ну, минут через десять после телефонного разговора я пошел к Грыже… извините, к Воронову. И бутылку с собой прихватил. Иначе бы не разбудил.

— Разбудили?

— С трудом.

Локтев, задавая вопросы, все время что-то писал на листах бумаги.

— Купили рыбу? Или он за бутылку ее вам отдал?

— Купил!

— Странно, сами говорили, что он ее на водку меняет, а тут и спиртное взял, и деньги?

— Да за рыбу он, может, ничего и не взял бы, но я попросил его прихватить меня на рыбалку. Ну, чтобы он показал, на что и как крупняк ловить надо.

— Поучиться, одним словом?

— Да.

— И что Воронов?

— Ничего. Сказал, ради Бога, но только завтра… то есть сегодня. Обещал в 4 часа утра разбудить. Не пришел. Я подумал, опять, наверное, нажрался или из деревни не вернулся.

Локтев переспросил:

— Из деревни? Какой деревни?

— Он вчера собирался к бабке в Горловку поехать. Забор ей, что ли, поправить или шифер на крыше — в общем, отремонтировать что-то; ну и заодно пенсию, как сказал, ее располовинить. А то ей одной многовато будет, да и за работу платить надо.

— Во сколько и на чем он собирался ехать в Горловку?

— На электричке, в 11 часов. Хотя я предлагал его подвезти. И помочь, если надо будет. Он отказался, сказал, бензин побереги, на дальние пруды поедем. И водку чтобы я взял.

Капитан почесал затылок:

— Значит, Воронов от помощи отказался?

— Да.

— Почему?

— Не знаю. Сказал, что на электричке доедет. Мол, тут недалеко, от станции немного по лесу пройти, и с краю хата бабули.

— А то, что он на одиннадцатичасовой электричке поедет, сам сказал, или вы спросили, а он ответил?

— Сам. Я только поинтересовался, когда он вернется. Ответил, часам к десяти, может, позже, как управится у бабки. Но в 4 утра обещал зайти непременно. Я и машину подготовил, и закуски купил, водка была. Но Василий не пришел. Теперь понятно, почему…

— А почему вы в 4 утра сами не пошли к нему?

— Толку-то? Не встал бы он. А встал, так злой, о какой рыбалке могла быть речь?

— Значит, вы знали, на чем и во сколько гражданин Воронов поедет в Горловку, а также то, что бабуля его живет на окраине и Воронову надо пройти лесополосу, чтобы выйти к дому родственницы?

— Да, и что? Вы подозреваете меня?

— Пока я всего лишь задаю вопросы. Вы спрашивали, где и как был убит ваш сосед. Отвечаю. Воронова убили в той самой лесополосе, которую ему надо было пройти от железнодорожной платформы до дома своей бабули. Зверски, скажу вам, убили. Преступники ножом нанесли более двух десятков ударов. И голову отрезали.

У Розина широко раскрылись глаза, он быстро перекрестился:

— Господи, спаси и сохрани! Да что ж это такое! За что его так?

— Вот это мы и пытаемся выяснить. И выясним.

— Вы сказали, преступники. Значит, Толика убивали несколько человек?

— Не важно.

— Да, времена настали… Из дому выйти опасно. Но если вы подозреваете меня, то напрасно. Я весь день был дома, часто выходил, меня многие видели.

Локтев отложил ручку, размял руки:

— Вот это как раз и странно, Иван Петрович!

Розин искренне удивился:

— Не понял?! Что странно?

— То, что вы весь день были на виду.

— И что в этом странного, Алексей Дмитриевич?

— А то, Иван Петрович, что, по словам соседей, вы до вчерашнего дня вели довольно скрытный образ жизни. С соседями — ну, кроме, пожалуй, Воронова — особо не общались. А вчера вас словно подменили. В один магазин вы заходили трижды. А купили сигарет, хлеба, молока — то, что можно за один раз взять. И на улице находились почти весь день, будто демонстрируя: вот он я, здесь, в городе. Чем, хотелось бы узнать, вызвано подобное изменение в поведении?

— Господи! Я даже и не думал об этом. Просто надоело сидеть дома, вот и вышел.

— Рыбку-то пожарили или ушицу сварили?

— А вот это, товарищ капитан, извините, вас не касается.

— Меня все касается, что имеет отношение к убийству. Вы проживаете вдвоем с дочерью? Алисой Ивановной?

— Да. К сожалению, моя жена, ее мать, рано и трагично погибла.

— Да, я в курсе. Несчастный случай. Хотя первоначально выдвигалась версия убийства. И в нем подозревали вас, Иван Петрович, не так ли?

— На что вы намекаете? Следствие разобралось с гибелью жены, и дело закрыли.

— Не много ли странностей происходит с вами, гражданин Розин? — повысил голос Локтев. — Странная смерть жены, еще более странное следствие, в ходе которого вас признали невиновным, странное неожиданное увлечение рыбалкой, странное поведение в день убийства Воронова…

— Вы намерены предъявить мне обвинения, товарищ капитан?

— Нет. У меня нет для этого оснований. Пока нет. Я хотел бы переговорить с вашей дочерью.

— К сожалению, это невозможно.

— Почему?

— Она ушла из дома до вашего приезда.

— С молодым человеком, что приезжал вчера вечером к вам на такси?

— Это не ваше дело. Дочь — взрослый человек, у нее своя жизнь. Она вправе делать все, что не воспрещено законом.

— Вот тут вы абсолютно правы — что не запрещено законом. У меня же имеется информация, что Алиса употребляет наркотики. Это правда?

— Я этого не замечал.

— Еще одна странность. Родной папаша не в курсе, употребляет ли дочь наркотики или нет.

— Я же сказал, она живет своей жизнью!

— Странная семейка…

— Да что вы заладили — странно, странно… Кому странно, кому нет. У вас еще будут ко мне вопросы?

Локтев захлопнул папку:

— На сегодня нет, Иван Петрович. А дочери передайте, пожалуйста, чтобы завтра в 11–00 явилась в Южный РОВД, в кабинет № 32… Пропуск ей будет выписан.