— Я знаю, что ты уже слышала подобные слова, но он не стоит тебя. Мужчина должен быть полным идиотом, чтобы не сознавать, что…

Он тоже подумал, что причина ее слез — Гордон. Совершенно, инстинктивно Николь повернулась к нему, чтобы возразить, но ее машина была слишком маленькой, и он сидел слишком близко от нее. Когда она повернула голову, он поднял руку, и его теплые, чуть шероховатые пальцы скользнули по ее лицу. Большой палец руки смахнул капли влаги с ее щеки.

— Он не стоит твоих слез, — тихо произнес Мэтт.

Ее снова начала сотрясать дрожь, затем вдруг стало жарко, словно кожа загоралась ярким пламенем везде, где он прикасался к ней. Ее охватило непреодолимое желание прикоснуться губами к доброй руке, что ласкала ее лицо.

— Николь, послушай…

Она даже не заметила, что оба слегка изменили положение, но, должно быть, это произошло, так, как вдруг они оказались совсем близко друг от друга. Одной рукой Мэтт прижимал ее к себе, а другая рука легко прикасалась к ее волосам, и его пальцы просто обжигали ее. Движения были почти нежными, с удивлением поняла Николь.

Она взглянула ему в лицо, молча, пытаясь найти в глазах ответ на мучивший ее вопрос и до сих пор не понимая, что могло стать причиной этой внезапной ласки.

Было темно, и его лицо оставалось в тени. Все, что она могла различить, — это темный блеск глаз и контур красиво очерченного рта.

Сердце болезненно забилось в ее груди. Взглянув на его губы, она уже была не в силах ни отвести глаза, ни думать о чем-либо ином. В горле пересохло, казалось, не хватает воздуха. Губы слегка приоткрылись, и она ощутила, как миллионы тончайших наэлектризованных игл пронзают ее насквозь.

— Ники…

От звука его голоса она вздрогнула так, словно он прикоснулся к ее телу.

Когда его губы первый раз скользнули по ее губам, это был лишь намек на наслаждение, мягкое прикосновение нежной плоти, но оно настолько потрясло Николь, что заставило содрогнуться.

В то же мгновение с губ Мэтта сорвался тихий успокаивающий звук. Его язык легко пробежал по ее губам, и Николь почувствовала инстинктивное желание еще крепче прижаться к нему. Ее руки обвились вокруг него, хотя она даже не поняла, как это произошло.

Медленное прикосновение его языка к ее губам было неизъяснимо сладостным, невероятно чувственным, и все ее тело напряглось, страстно желая большего. Да и сердцем она стремилась к тому же — слиться с ним, насладиться этой столь давно желанной близостью.

Мэтт оставил пиджак в своей машине, и она чувствовала, как под тонкой тканью его рубашки перекатываются на плечах тугие мускулы.

Ошеломленная происходящим, Николь, тем не менее, продолжала гладить его плечи, спину и снова плечи, безрассудно позволяя своим чувствам одержать над ней верх.

Должно быть, она делала нечто подобное и раньше, иначе, почему ее руки, губы, все тело, так страстно желают соединиться с ним?

Когда губы Мэтта скользнули вниз, к ее шее, лаская нежную кожу, Николь издала тихий стон, и ее вдруг начала сотрясать дрожь нетерпения, словно вырывалось наружу желание, свернувшееся в глубинах ее существа тугой пружиной.

Наверное, она произнесла его имя, хотя и не заметила, как это случилось, потому, что в ту же секунду его губы снова коснулись ее губ, и вот уже он вновь целует ее — но не так, как перед этим, не мягко и выжидательно, а с нетерпеливой страстью, от которой тело ее выгнулось дугой, а губы податливо приоткрылись.

Николь почувствовала, как бешено, бьется его сердце, и словно тысячи мурашек пробежали по ее телу. Грудь напряглась, плотнее прижимаясь к его груди, и внезапно ее охватила почти невыносимая боль, но не от силы их объятий, а от какого-то неведомого ей самой, первобытного, чувственного изнеможения.

Ей захотелось, чтобы его руки прикасались к ее телу, вдруг поняла она. И не только руки… Она закрыла глаза, потрясенная, ошеломленная горячей волной страсти, пульсировавшей в крови.

Где-то снаружи, нарушая интимный полумрак маленькой машины, просигналил проезжавший мимо автомобиль, возмущенно взвизгнули тормоза, и от этого шума она внезапно опомнилась, испугавшись того, что делает.

Почувствовав, как она застыла, Мэтт отпустил ее. Когда он заговорил, его голос был совсем тихим и хрипловатым:

— Прости меня. Я вовсе не хотел… Я не думал…

На этот раз жар, охвативший ее лицо и шею, был вызван не желанием, а страшным смущением, смущением оттого, что Мэтт уже сожалеет о происшедшем.

— Послушай, почему бы тебе не оставить машину тут? А я довезу тебя до дома, — предложил он. — Ты так расстроена и так…

— Я прекрасно доеду сама, — сухо отозвалась она. Это была ложь, и она это понимала, но понимала также и то, что если только проведет наедине с ним еще несколько мгновений, то просто взорвется, разлетись вдребезги, как тонкое стекло, от перенапряжения.

Николь до сих пор не могла осознать, что же с ней случилось и почему — то, что Мэтт готов был предложить ей, как дружеское утешение, обратилось вдруг в неистовое, обжигающее желание физической близости, которого она никогда еще не испытывала.

Если тогда, в ту ночь, она вела себя подобным же образом, неудивительно, что у него утром был такой… такой удовлетворенный вид, полный такого самодовольства взгляд.

От этой мысли Николь почувствовала отвращение к самой себе и быстро закрыла глаза, пытаясь удержать горячие слезы, от которых у нее уже щипало веки.

— Пожалуйста, оставьте меня… Я хочу домой.

Она застыла, чувствуя, как он колеблется, и, понимая, что, если он начнет спорить, она уступит, не в силах сопротивляться ему.

— Уезжайте, Мэтт, — попросила она. — Прошу вас…

К ее великому облегчению, он открыл дверцу машины и собрался вылезти, но затем помедлил и сказал:

— Мне все-таки кажется, что ты недостаточно успокоилась, чтобы вести машину. А потому я поеду следом за тобой, пока ты не доедешь до дому. Никаких возражений, — резко добавил он. — Иначе я силой вытащу тебя из этой проклятой машины…

Николь молча наблюдала, как он вышел, отчаянно подавляя в себе искушение, броситься в темную ночь следом за ним, задержать его, прежде чем он подойдет к своему автомобилю. Она знала, что Мэтт совершенно прав, говоря, что она недостаточно спокойна, чтобы вести машину.

К счастью, на дороге было почти пусто. Николь изо всех сил пыталась сосредоточиться на управлении машиной, но ловила себя на том, что невероятно ослабела физически и что мысли ее разбегаются в разные стороны. Она все еще не могла выбраться из водоворота ощущений и страхов, заново переживая все случившееся.

Свернув к дому родителей, Николь бросила взгляд в зеркало заднего вида и заметила, что Мэтт припарковал машину на обочине шоссе.

Значит, он ехал следом до самого дома, приглядывая за ней, подстраховывая. Что же заставляет его так поступать? Чувство вины — если он чувствовал себя виноватым в том, что привел ее в такое состояние? Но с какой стати ему страдать от ощущения вины, когда она сама…