Давид никак на это не отозвался, но Шарли чувствовала, что он еще не спит. «Видел ли он… труп? — не переставала она себя спрашивать после убийства, как только смогла более-менее связно размышлять. — Слышал ли что-нибудь?..» Эти вопросы неотвязно преследовали ее, и она никак не решалась задать их сыну.

Говорить обо всем, ничего не скрывать…

— Давид, ты знаешь, что произошло сегодня вечером… Это был несчастный случай. Мы не должны были вот так убегать…

— Я знаю, мам.

От этих слов у нее перехватило дыхание. В этом был весь Давид: хрупкость ребенка, зрелость настоящего мужчины, память о будущем… Живая загадка.

— Давид… я хочу, чтобы ты знал: я никому не позволю причинить нам зло. Больше никогда… никогда. Я люблю тебя больше всего на свете, — прошептала она на ухо сыну. — Ты даже не представляешь, как сильно… И я тебе клянусь: мы выпутаемся. Вот увидишь, завтра будет новый день, и все станет таким ясным… таким простым.

— А куда мы поедем завтра? Где мы проживем эту неделю?

Шарли обдумывала этот же вопрос с того момента, как вошла в номер отеля, безликий, но все же выглядевший гостеприимным. Она бы с удовольствием осталась здесь, но понимала, что это слишком опасно. Непонятно было, как станут развиваться события. Прежде всего, сколько пройдет времени до того момента, как кто-то обнаружит труп Сержа? Два дня? три? неделя? Так или иначе, ее тут же объявят в розыск. Поэтому, чем быстрее она покинет Париж, тем меньше будет риска. Особенно если ее описание разошлют повсюду, в том числе и по всем отелям…

— В доме у озера… туда мы завтра и поедем. Все как ты сказал…

Шарли закусила губы. Говорить обо всем, ничего не скрывать…

— Но сначала мы заедем к твоей бабушке.

Снова молчание. Но так было даже лучше, и Шарли почувствовала облегчение. Все равно слишком поздно, чтобы что-то объяснять. Да и стоит ли?.. Давид и в самом деле поверил ей, когда она сказала ему, что его бабушка умерла? Что он на самом деле знал? О чем догадывался? Все ли он рассказывал ей о своих «воспоминаниях»? Шарли иногда упоминала о матери и в разговорах с Брижитт. Может быть, Давид это запомнил?

Она протянула руку к ночнику и погасила свет. Потом поцеловала сына в щеку:

— Я тебя люблю, котенок. Всегда помни об этом.

— Я тоже тебя люблю, мама, — отозвался Давид. — Очень!

Тепло его тельца и дыхание, наконец ставшее размеренным, понемногу убаюкали Шарли. К тому же она чувствовала огромную усталость. Она заснула, согретая этим недавним «Очень!» и любовью к сыну, затопившей все ее существо.

Еще спустя какое-то время Давид шепотом произнес:

— Мам… она нас уже ищет… какая-то странная черная дама…

Но Шарли уже не услышала этих слов.

…Это фиаско! Полное фиаско! И почему вы решили объявить об этом открыто всем коллегам на общем собрании?.. И почему вы не отключили ваш гребаный телефон, Миньоль? Тома, этот звонок — это просто паскудство!..

…звонок…

…откуда-то…

…мои штаны, господи, где мои штаны?..

Тома протянул руку — твердая почва казалось близкой, буквально на расстоянии вытянутой руки… Но его пальцы сначала наткнулись на пустой бокал, который опрокинулся, потом на какой-то твердый холодный предмет, потом окунулись в пыль… это оказался пепел в стеклянной пепельнице.

Он вынырнул из сна, и жестокая реальность предстала перед ним во всей полноте: он потерпел фиаско… Безрезультатное наблюдение за домом Вдовы… ладонь Орели Дюбар… потом они напились и даже выкурили косяк… и… и он заснул у нее дома, слишком одуревший, чтобы самостоятельно уехать… и… этот кошмарный сон…

…и звонок!

Номер, который высветился на экране мобильника, заставил его забыть обо всем.

— Тома?..

— О черт, что там еще?..

— Наш клиент склеил ласты.

Тома встряхнул головой. О чем говорит кузен?..

— Тевеннен мертв, — отчетливо произнес в трубке голос Жамеля Зерруки.

— Что?.. Что ты такое говоришь?.. То есть… ты в этом уверен?

В трубке послышался невеселый смешок.

— Если человек лежит на полу у себя в кухне с ножом между ребер и не шевелится, я так думаю, вопросы излишни.

Тома откашлялся, чтобы избавиться от остатков гашиша в легких и заодно как-то утрясти в голове новую информацию.

— Он уже окоченел, когда мы приехали к нему вчера вечером. Ты ведь знаешь, что мы там были, потому что сам за нами следил. Так вот, знай и то, что это не мы его прикончили.

Тома сжал кулаки. Он знал. Уже вчера вечером он знал! Не о том, что Тевеннен мертв, конечно, но о том, что ему самому не стоит заходить в дом. Возможность была слишком уж выгодной, ловушка слишком уж очевидной.

— Почему ты мне не позвонил сразу же?

— Я не мог… Она меня не сразу отпустила. К тому же…

Молчание.

Жамель боится, как бы вчерашний эпизод не обошелся ему слишком дорого, машинально подумал Тома. Боится, как бы его не обвинили в убийстве. Но вместо того, чтобы зря паниковать, кузен, очевидно, поразмышлял и избрал более правильную тактику. Тевеннен был главным подозреваемым, а поскольку он выбыл из игры, расследование Тома прекращалось само собой. Поэтому Жамель решил дать родственнику бесплатную информацию в надежде, что это избавит его самого от ненужных расспросов.

— Ты знаешь, кто его убил?

— Ну, это уж твоя работа, братан.

— Где он сейчас? В смысле…

— Трупак? Мы его не трогали. Ты же видел, как мы вышли из дома, и его с нами не было, ведь так? Мы его оставили на полу в кухне, где он и был. Думаю, у тебя уже достаточно информации. Теперь тебе все карты в руки.

И Жамель отключился, даже не попрощавшись. Тома остался неподвижно сидеть с трубкой в руке.

— Что такое?.. — вдруг послышался сонный голос у него за спиной.

Тома обернулся. Несколько секунд он разглядывал миловидное, еще заспанное личико Орели. Хороша, ничего не скажешь. А в постели так просто супер… Ночь получилась поистине волшебной, даже несмотря на слишком крепкие напитки и слишком сильный наркотик, особенно для Тома, который и забыл, когда в последний раз курил гашиш… Совершенно неожиданно для себя он встретил женщину невероятно сексуальную, пламенную и отзывчивую, и эта внезапная близость дала ему чувство абсолютного единения с другим существом, ощущаемого отнюдь не только на физическом уровне.

Но никакое волшебство не может длиться долго. Рано или поздно реальность вступает в свои права. В нашем случае, горько подумал Тома, даже слишком рано… Орели исчезла. Перед ним была его коллега мадемуазель Дюбар.