случае, спасибо. Если бы не ты, мне было бы очень плохо, – сказал я, осознав вдруг, какую огромную услугу оказала мне эта дикарка. Интересно, это у нее природное великодушие взыграло или же тут замешаны какие-то свои цели? Так или иначе, она спасла мне жизнь. – Если я могу что-нибудь для тебя сделать… словом, я твой должник.

– Что? Должник!? – Яшма расхохоталась: после грибной настойки настроение у нее было лучше некуда. – И что ты можешь для меня сделать, интересно? Натаскать мне улиток на обед!?…

Ее низкий, грудной смех отзывался приятными мурашками по телу. Я стоял, смотрел, как она заливается, и почему-то сам начал улыбаться. Все-таки эта чудная настойка желтых делает людей добрее…

– Животик не надорвешь? – спросил я ласково.

Мои слова вызвали новый приступ хохота, такой, что Яшме пришлось сесть на землю, чтобы не упасть.

– Ой… уморил!… – выдохнула она, стараясь успокоиться. – Какой же ты смешной!… Ты как крошечная белая нерпа, которая фырчит на морского льва, потому что считает себя большой и сильной!… Откуда столько благородством в таком убогом тельце?… Ха-ха-ха!!!… Ты понимаешь, если Лашуня тебя увидит, она даже не поймет, что ты человек, и бросится на тебя! Она подумает, что ты… ты… больной морской котик!… Ха-ха-ха-ха-ха!!!…

– Вообще-то, я выше тебя! – заметил я, решив повременить с вопросами о том, кто такая эта Лашуня.

– Ооох… А ты ведь ничего не знаешь, да? – спросила она, успокаиваясь и утирая слезы смеха.

– Наверное, – я пожал плечами и уселся рядом с Яшмой. Мы остановились на отвесном берегу, под нами плескалась вода, так что посидеть в таком уютном месте было очень даже неплохой идеей. – О чем ты?

– О том, что этот черный придурок – не оранжевый, – она вопросительно посмотрела на меня. – Ну да, я так и подумала, что ты не знал. Иначе не храбрился бы так, когда оказался у чудо-мельницы.

– А кто же он? Оранжевые вступались за него, как за своего сына, как мы с ним подрались, – я стал припоминать другие детали. – Они и называли его так, своим сыном.

– Ну, конечно, они всех так называют, – Яшма пожала плечами. – Он был красным, но только трусливым. Когда понял, что начинает проигрывать в боях, начал всем кричать про солнце, про свою веру, пытался внушить остальным существование бога… естественно, стражники отправили его к оранжевым.

– Что? – я не понял ни слова. – Красный? Какие бои? О чем ты говоришь? И откуда ты знаешь?…

– Откуда я знаю? – Яшма хмыкнула. – Только не говори, что ты думал, будто меня сделали желтые!

– Да, честно говоря, я так и думал, – признался я, неловко почесав затылок. – Так ты убийца? Это… многое объясняет.

– Да ничего тебе это не объясняет: ты понятия не имеешь, что такое быть красным! – вдруг огрызнулась она.

– Тогда расскажи мне. Раньше я ничего о вас не слышал, – попросил я, чуя, что сейчас она выложит мне все, что бы я ни спросил. Грибное пойло здорово развязало Яшме язык: было видно, что ей очень хотелось поговорить.

– Рассказать? А почему нет? – она достала свою трубку, набила ее и закурила, ловко выбив искру. – Понимаешь, на Огузке все занимаются тем, за что сюда попали. Торчки дышат отравой, воры – работают руками, лжецы – лгут, умные – умничают, а убийцы – убивают. На нашем острове есть арена, раз в три дня люди из правительства приходят посмотреть на бой, это у них такое развлечение! Красные тянут жребий и двое выбранных вступают в поединок. Отказаться от поединка нельзя, не дерутся только дети до двенадцати лет и беременные. Остальные или дерутся, или умирают. У каждого свой послужной лист, где записаны все победы и поражения. Если убийца проигрывает в двух своих боях подряд, в третьем, если он не победит, его зрелищно убьют. Уловил суть? Так вот, Бивень проиграл два боя подряд. Все знают, что эти высокопоставленные ублюдки любят зрелища, а жребий – фальшивка. Они сами выбирают, кто с кем будет драться, у них свои любимцы. Так вот, все знали, что в свой последний бой Бивень будет драться со мной… с двенадцати лет я еще ни разу не поиграла, так что шансов у него не было. Тогда он решил удариться в религию и спастись бегством: оставлять фанатика среди убийц стража не решилась, и его поселили у оранжевых несколько месяцев назад. Уж не знаю, почему его приняли в общине! Он всегда был придурком, а оказавшись в стаде этих блаженных разошелся еще пуще. Я следила за ним. Наверное, рано или поздно я бы его все равно убила: в конце концов, он моя законная добыча! – Яшма выдохнула столько дыма, что он тут же окружил нас плотной завесой, совсем как утренний туман. – Ты-то как с ним связался? Неужели жить надоело?

– Нет, будь моя воля, я бы с ним по одной земле не ходил, – я помотал головой: знакомый запах миналии вызывал тошноту. – Он был женихом местной жрицы по имени Нора. Я случайно увидел, как он пытался ударить ее, и вмешался. Нора позвала подмогу, и нас вовремя растащили, поэтому он меня и не убил тогда. Собственно, я знал, что рано или поздно он мне отомстит… Ну, или мне придется с ним что-то сделать, потому что он будет доставать Нору. В любом случае, хорошо, что он оказался красным: я сильно разочаровался в оранжевых после стычки с ним. Мне показалось, что все они такие же двуличные, как он, и их вера – только прикрытие, если позволяет избивать слабых.

– Так и есть, они все двуличные, – закивала Яшма, пуская кольца дыма. – Знаешь, я ведь с девяти лет шатаюсь между тремя островами, наблюдаю за жителями. Среди оранжевых меня не признали из-за моего происхождения: у них ведь страшные заморочки насчет цвета кожи! А вот желтые приняли меня, как свою. Желтые, они хоть и пьяницы, но зато люди сердца. А вот оранжевые… никогда не знаешь, что у них на уме. Они слишком многое оправдывают своей верой, а не чувствами и убеждениями. Вот хочешь ты есть рыбу – так ешь! Зачем отказывать себе в удовольствии, если от него никому не будет хуже? – она вопросительно посмотрела на меня, как будто я мог дать ей вразумительный ответ. – Как можно доверять людям, которые так делают?

– Не ожидал, что тебя трогают такие вещи, – я удивленно покосился на Яшму. – Ты, оказывается, философ!

– Я просто люблю рыбу, – хмыкнула Яшма, расчесывая пальцами свои волосы.

Я молча обдумывал услышанное, пока не наткнулся на интересную мысль.

– Ты сказала,