– Я маленький человек, рядовой исполнитель. Мое дело – вызвать кого нужно. Вот они знают.

– Как ты выходил на связь?

– Вот...

Николай Николаевич полез за пазуху, вынул из внутреннего кармана пиджака записную книжку. Руки у него прыгали.

– Снова книжка, – хмыкнул Маэстро. – Ну и профи!

Николай Николаевич указал телефонный номер, и Маэстро кивнул Мадонне. Та ушла пробивать владельца.

Николай Николаевич был полностью деморализован. С приданными ему в подкрепление амбалами он чувствовал себя как за каменной стеной. Без них он превратился в аморфное биологическое образование, едва способное рассуждать и размышлять.

– У него был груз. Что с ним стало?

– Увезли на той же машине...

– Ты говоришь о капитане как о бесчувственном теле. Как тебя понимать?

– Он не хотел отдавать... пришлось сделать инъекцию...

– У него есть кличка? Для ваших?

– Его называют Сантой...

– Дед Мороз, значит. С подарочком. Хозяев своих ты, наверное, тоже не знаешь? Слепой винтик, да?

– Одного знаю. Он один со мной работал.

– Имя?

– Клаус Ваффензее...

Снова пустышка. Маэстро было известно, что Клауса Ваффензее уже нет среди живых. Но это хоть какая-то информация.

Маэстро задумался.

Объявлять «Перехват» не имело смысла – во-первых, непонятно, кого перехватывать; во-вторых, уже поздно – Гладилин наверняка добрался до города, и действовать предстоит непосредственно там. Единственное, что оставалось, – проверить все частные клиники пластической хирургии.

Но клиника могла быть и подпольной.

Командир вздохнул.

– Иди и переоденься, – сказал он брезгливо. – Дорога дальняя. А ты как-никак поедешь с женщиной – стыдно в мокрых штанах-то...

«Мицубиси» генерал-майора Клюнтина свернул с Выборгского шоссе и углубился в подлесок. Против обыкновения, Клюнтин вел машину сам, ехал один. Он любил погонять, но статус обязывал пользоваться услугами шофера. Однако сегодня был не тот случай, и шофер получил выходной.

Проехав еще с полкилометра, Клюнтин затормозил у высокого забора, увидеть за которым можно было только двускатную крышу.

Камеры наблюдения зафиксировали приезд гостя, но Клюнтин сегодня был довольно спокоен. Здесь его знали и ждали. Он неторопливо вышел из машины, затянул узел галстука, одернул пиджак. Неспешно подошел к воротам, утопил кнопку звонка, услышал тихий зуммер.

Двумя секундами позже створки ворот медленно распахнулись, и генерал перешел в заповедную зону. Молодой охранник в камуфляжной форме почтительно спросил у него документы – стандартная процедура, неизменно повторявшаяся из визита в визит. Документами дело не ограничивалось, специальным датчиком считывалась информация с сетчатки. Мало ли кто может нарядиться и, движимый бредом величия, притвориться генералом Клюнтиным.

Удовлетворившись, охранник шагнул в сторону и сделал приглашающий жест. Клюнтин никак не отреагировал и вообще держал себя так, словно имеет дело с неодушевленным предметом.

Белый кирпичный особняк, высившийся перед ним, выглядел не таким безвкусно-роскошным, как замок покойного цыганского барона, но отчего-то казался внушительнее и солиднее. Справа и слева весело шуршали поливалки. Пышные клумбы обрамлялись каменной кладкой, в которой улавливалось нечто японское. Никаких огородов – ни банальной картошки, ни лука, ни даже смородинового куста. Гараж, баня. Строй себе такие хоромы сам Клюнтин, его первым порывом было бы обосноваться на берегу озера, чтобы из бани можно было сразу переместиться в воду. Но это был бы первый порыв. Озеро – штука рискованная, оно создает дополнительные проблемы в смысле безопасности. Водным путем легче подобраться к особняку. И хозяин особняка никогда не забывал о существовании водного, точнее, подводного спецназа.

Ему вполне хватало знания о сухопутном.

Генерал-майор знал, что дом до отказа нашпигован разнообразной аппаратурой и ловушками – не хуже, чем особняк Валентино Баутце, где в скором времени начнется боевая операция. Но ему пока нечего было опасаться.

Пока.

До тех пор, пока не будет пущен в ход компромат.

Генерал-майор выжидал, когда наступит момент, подходящий для удара, и одновременно готовил для себя пути отступления, страховался, защищался. Когда разразится скандал – скорее всего международный, – ему не удастся отстояться в стороне, но это не означает, что он обязан сильно пострадать. Диск с материалами хранился у него дома, в сейфе, а партнер, его передавший, уже некоторое время как мертв. Трагически скончался от сердечного приступа на вокзале.

Ударить придется, потому что любимый шеф со всей очевидностью выживал из ума и был готов на любые кровавые безумства – лишь бы спасти свою древнюю задницу, которой все равно скоро подыхать. Клюнтин еще кое-как проглотил затею с островом Коневец и проглотит Париж, ладно, но что взбредет в голову старому хрену дальше – об этом и сам черт не скажет!

Этот старый хрен покамест держал за горло его самого, тоже, кстати, располагая некоторыми уликами. Но скоро Клюнтин изыщет способ выскользнуть из петли.

Едва генерал-майор приблизился к двери, как та услужливо распахнулась, не дожидаясь звонка, и на пороге возникла миловидная девица в белоснежном фартуке. Старый козел, видать, еще немного и педофил. На диске, помимо служебной, содержалась и кое-какая житейская информация. Людям покойного коллеги удалось исхитриться и кое-что заснять... Клюнтин не смог заставить себя смотреть эту мерзость. Он был воспитан пуританином.

– Добрый день, – поздоровалась горничная. – Милости просим.

Во множественном числе, ишь ты. Кем ты, дура, себя вообразила?

– Добрый, добрый, – широко улыбнулся Клюнтин. – Как наше здоровье? Суставы не слишком беспокоят?

– Сегодня терпимо, – ответила та. – А вот вчера, к дождю, ныли ужасно, чуть не криком кричал.

– Ай, ай, – Клюнтин сочувственно покачал головой. – Ну, ведите меня к нему.

Он прошел бы и сам, но предпочел немного поскоморошничать.

Старик жил внизу, на втором этаже обосновалась прислуга. Это и понятно: старикан ни за что не осилил бы винтовую лестницу.

Генерал-майор, идя вслед за горничной, свернул по коридору налево. Горничная постучала, дождалась одной ей слышного и понятного кряканья, открыла дверь и замерла. Клюнтин вошел в просторную комнату и остановился в ожидании, когда с ним заговорят.

Было тепло, но в комнате вовсю полыхал камин. Перед камином стояло кресло с высокой спинкой, из-за которой нельзя было видеть сидящего. Лишь по бокам выбивался клетчатый плед.