И ты тоже дурак. Будить-то зачем? Это ты там грохотал в коридоре?

— Я. Я на ежа наступил. У тебя откуда еж?

— В парке вчера подобрал, — с этими словами Кабанчик повернулся на другой бок и тотчас захрапел. Я не придумал ничего лучшего, кроме как последовать его примеру: улегся и тоже попытался заснуть.

Трезвость — норма жизни. Это аксиома.

Истина в вине. Тоже, между прочим, аксиома. Первая вроде бы звучит благоразумнее, зато вторая проверена временем.

К моменту, когда Ленка надумала заехать в Пермь, мы с Серегой уже почти бросили пить. Вернее, если быть точным, я бросил, а Кабанчик — нет. Оба мы где-то устроились, работали, даже получали какие-то деньги. Изредка заглядывали друг к другу. Кабанчик совсем запутался в своих переживаниях, проблемах и женщинах, ходил только с работы и на работу, питался вьетнамской лапшой, пивом и кабачковой икрой, и на все попытки вытащить его из этого состояния лишь мрачно огрызался. А осень выдалась на удивление хорошая — теплая, сухая, очень яркая. Хотелось куда-то выбраться, развеяться, но не было ни повода, ни времени, ни денег. И тут — Ленка: сразу все в одном флаконе!

С утра Кабанчик был уже вполне вменяем. Он выхлебал чайник воды, осведомился, правда ли, что приезжает Ленка, или это ему только приснилось, выяснил, что правда, и забегал по квартире. Холостяцкое жилище — душераздирающее зрелище: карниз упал, на полу пыль, на потолке паутина, на столе лимонные корки и переполненная пепельница, тут и там, как стреляные гильзы, косточки от фиников. Мы вооружились вениками, навели относительную чистоту, сбросили в мусоропровод все, чему не смогли найти применения, спрятали подальше порнографические диски от компьютера, на чем, собственно, вся уборка и закончилась. Стали разрабатывать план мероприятий. Ну а чего в Перми смотреть? Руины долгостроя возле городской администрации? Или обычные места паломничества свадебных кортежей — памятник серпу на Первой Вышке, фонтан перед драмтеатром и танк у дома офицеров — их, что ли? На реке уже холодно, так что прогулка по набережной тоже отменялась… Куда еще в Перми можно девушку сводить? В театр? В кино? В ресторан? Чушь какая…

— Давай в зоопарк сводим, — предложил я. — В зоопарке интересно.

— Интересно, когда это там было интересно? Да и холодно уже.

— Тогда в акватеррариум. Змей посмотрим, рыбок… крокодила… У меня там друг работает, Сашка Райзберг. Расскажет, покажет.

— Можно на выставку сходить, где камни.

— Это куда? Какие камни? В палеонтологический музей, что ли?

— Биолух несчастный… — Кабанчик поперхнулся сигаретным дымом. — С ума сошел? Поделочные камни! Цацки всякие. Бабы это любят.

— Так уж лучше в галерею… Камни у нас в любом магазине. Да и чего там смотреть? «Селенит, кальцит, ангидрит», — передразнил я их рекламный слоган.

— Еще змеевик есть…

— Змеевик? Это который в самогонном аппарате?

— Блин! Это камень такой!

— Но все равно, — отмахнулся я. — Их только подмастерьям дают обрабатывать, а те и рады стараться. На полках одни подсвечники, ежики, да пасхальные яйца. А хороший камень и работа стоят ой как дорого.

Однако в первый же день все планы полетели к черту: мы с Серегой совсем забыли, что «Кама» прибывает в шесть вечера. Ее в Перми даже так и прозвали: «Кама-с-вечера». Про какую-то программу, культурную или некультурную, думать уже поздно — после поезда человек мечтает только о горячей ванне, нормальной еде и твердой земле под ногами.

Ленка здорово изменилась. Я запомнил ее длинноволосой застенчивой девушкой в очках и был изрядно удивлен, когда после долгого ожидания меня окликнула какая-то незнакомка. Во-первых, Ленка похудела. Во-вторых, подстриглась под мальчишку. А в-третьих сменила очки на контактные линзы, от чего ее взгляд стал каким-то наглым и растерянным одновременно. Я, впрочем, тоже был хорош — отпустил бороду и забыл человека предупредить, а Ленка полчаса ходила вкруг да около, присматриваясь. Мы пообнимались, похватали ее вещи и, недолго думая, поехали к Кабанчику, который обещал ей выделить отдельную комнату.

— Сестра в отпуск уехала, — пояснил он. — Ты надолго?

— Дней на пять.

С Кабаном одна проблема — дома у него хроническая нехватка еды, в холодильнике лежат обычно только соль и макароны (иногда еще водка, почему-то всегда початая). Мы зашли в гастроном, купили сыру с колбасой, каких-то печений, шоколадок… Разорились, короче. Естественно, взяли вина и много-много разных йогуртов и фруктов: Ленка на своей Чукотке истосковалась по дешевым витаминам. Дома накрыли стол, разговорились. В основном рассказывала Ленка, показывала снимки, зарисовки. Мы тоже не остались в долгу. Рассказывала Лена замечательно, а уж как слушала… После третьей бутылки нас с Серегой тоже стало тянуть на откровенность — захотелось похвастаться своими героическими похождениями, — ну, помните, про бабушек и мотоциклы эти… Не решились. Вместо этого заспорили сначала о камнях, потом вдруг почему-то о пещерах. Камни, как оказалось, Ленка любила до самозабвения, пещеры — не очень.

— Во! — Кабанчик хлопнул себя по лбу так, что остался красный отпечаток. — Как же мы раньше не додумались! Съездим в Кунгур — там же пещера эта… ледяная, Кунгурская. Самое то! Поехали, а?

— Можно, — неуверенно согласился я. Идея и впрямь была неплоха. — Почему бы нет?

Ленка, однако, предложение встретила без особого энтузиазма.

— Да чего я там не видела? — пожала она плечами. — У нас на Чукотке в каждом поселке ледник в сопке вырублен.

— Д-для чего?

— Для мяса. Некоторые очень большие, просто громадные. Тоже, в общем, пещера. Лед и лед. Чего на него смотреть?

— Не скажи, не скажи! — Кабанчик подался вперед, опрокинул стакан и с пьяной многозначительностью покачал пальцем у Ленки перед носом. — Я там, помню, в детстве был. Обалденно красиво! Гроты, сосульки, озера…

Он распинался перед ней минут примерно пять, все больше впадая в пьяную патетику, вертел руками, обрисовывая в воздухе какие-то гроты-сосульки, пока Лене не наскучило. Она зевнула, отодвинула тарелку и решительно встала из-за стола.

— Ладно, — сказала она, — давайте спать. А то у меня с этими часовыми поясами все перепуталось, устала, как не знаю, кто… Сереж, где комната?

Я спьяну не сразу понял, о каких поясах она говорит: мне представилось что-то вроде громадных наручных часов недлинном ремешке, которые носят на поясе. Пока я соображал, что к чему, Серега уже все Лене показал, отбуксировал ей в комнату оба чемодана и теперь порывался лично постелить ей постель.

— Там белье в шкафу, на полке, — бубнил он, — я сейчас покажу где…

— Спасибо, я сама найду. Спокойной ночи!

Она вытолкала Серегу в коридор и прикрыла за ним дверь.

Мы кое-как собрали и свалили в раковину грязную посуду и тоже стали располагаться на ночлег. Я долго путался в холодных трубках раскладушки, куда-то падал, что-то ронял, пока наконец не улегся.