Мирелла чувствовала, как между ног у нее становится влажно от оргазмов, которые следуют один за другим. Она перехватила его руку, прежде чем он успел раздвинуть ее губы и обнажить клитор, к которому ему захотелось прижаться губами. Мирелла опустилась на колени и, погладив его окаменевший живот, взяла сначала в руки, а потом и в рот его возбужденный твердый член. Вид разбухших яичек тоже не оставил ее равнодушной.

Она целовала его везде, и он в какой-то момент, оторвав от нее взгляд и увидев их отражение в зеркалах, решил, что попал в райский сад. Он сказал ей об этом, и они стали перемещаться по комнате, задерживаясь перед зеркалами, чтобы получше разглядеть друг друга и осознать, что перед ними открылись врата заповедного Эдема.

Они оба старались оттянуть мгновение соития, чтобы полностью насладиться радостью и болью любви. Он уже не раз орошал своим семенем ее грудь и плечи, и теперь нес ее на руках на диван.

– Ты прекрасна, любовь моя, но я еще не начал тебя любить. Подожди, сейчас мы закончим игры, и я овладею тобой. – Он поцеловал ее. – Нам предстоит длинная история любви со множеством счастливых и радостных соитий по всему миру.

– Это обещание? – спросила она с улыбкой.

– Нет, – ответил он очень серьезно, – это клятва.

День миновал, вечер поселил в их райском саду длинные тени, и они разожгли камин. Она принесла из дальнего конца комнаты бобровую накидку, отороченную кружевами.

Они стояли друг против друга в отсветах каминного пламени и держались за руки. Адам поцеловал ее в лоб, нагнулся и отодвинул татами с остатками обеда в сторону, освобождая место у огня. Мирелла захлопала в ладоши.

– Отлично, любовь моя! – воскликнула она, сама поражаясь вырвавшимся у нее словам.

Он поклонился в пояс, изображая рабскую покорность, и, поправив подушки, разбросанные у камина, взял у нее из рук бобровую накидку и раскинул ее на подушках широким жестом со словами:

– Ваше ложе из меха, госпожа!

– Я принесла это, чтобы накрыться, если нам станет холодно.

– Напрасный труд. Я постараюсь сделать так, чтобы вы не замерзли. – Он лег на спину, раскинув руки и ноги, готовый ее принять.

Вместо того чтобы присоединиться к нему, она подошла к двери и, обнаженная, выскользнула в коридор. Через пару секунд она вернулась, держа в руках серебряный поднос.

Он вскочил с пола и, шагнув к ней, взял у нее поднос. Поставив его возле камина, он сел на бобровую накидку и обхватил колени руками. Мирелла присела рядом на корточки и, приготовив виски с содовой для него и мартини для себя, раздвинула его колени и, сев спиной к нему, стала смотреть на огонь. Они молча пили, и он покрывал нежными поцелуями ее шею.

Адам поднял свой бокал и медленно повертел его в руке. Знакомая картинка, выгравированная на бокале – влюбленные под струями теплого ливня, – опять заворожила его. Сердце трепетало в груди Адама, как у влюбленного юноши, от той радости, которую он испытывал сейчас, и от той, которую еще предстояло испытать. Он сделал большой глоток виски и, погладив Миреллу по плечу, откинулся назад и закрыл глаза.

Мирелла видела их отражение в зеркале, стоявшем в дальнем углу комнаты. Два обнаженных тела, приникшие друг к другу в отсветах пламени под сенью цветущих деревьев, они напомнили ей ожившее полотно Ренуара. Это ощущение невозможно было передать словами. Прошло несколько минут, прежде чем она нарушила молчание:

– О чем ты думаешь, Адам?

– О тебе.

– Это хорошо. А что именно ты обо мне думаешь?

– Если говорить точнее – я думаю о нас с тобой. О том, как Турция и счастливая случайность соединили нас. Я потрясен этой идеальной справедливостью.

– Идеальной справедливостью? Как это понимать?

– Для того чтобы это понять, нужно знать о той искренней любви, которую я питаю к Турции на протяжении уже тридцати лет. Я впервые оказался там с отцом и сестрой, когда мне было всего семнадцать. За год до этого моя мать погибла при пожаре. Для всех нас ее смерть была ужасной потерей. Мы и сейчас еще не пережили утрату. Отец на год оставил работу, чтобы мы могли отправиться путешествовать по свету до моего поступления в колледж и до того, как моя сестра-близняшка Джейн окончит школу в Швейцарии. Отец думал, что это путешествие встряхнет нас и позволит вернуться к нормальной жизни. Он, как всегда, оказался прав. Мы снова обрели себя и снова начали радоваться жизни. Через восемь месяцев после начала путешествия мы оказались в Стамбуле. Отец хорошо знал город и быстро возобновил свои давние деловые и дружеские контакты. И город, и люди приняли нас очень дружелюбно. Нас с сестрой Турция покорила сразу. Отец обрадовался возможности ненадолго прервать путешествие, купил старый дворец на Босфоре, там мы и обосновались. Мы рыскали по базарам и окрестностям, скупая вещи для обустройства нового жилища, которое моя сестра назвала «театром». У нее появилась идея использовать его в дальнейшем как виллу, где можно проводить каникулы, и своего рода базу для дальнейших исследовательских поездок по стране, на острова Эгейского моря, путешествий по Ирану, Ираку и Сирии. Но главное – у нас опять появился свой дом, и мы почувствовали себя в нем счастливой семьей.

Некоторые из наиболее значимых событий в моей жизни произошли именно в Турции, – помолчав продолжил Адам. – Там я научился получать телесную и душевную радость от любовных утех, и моими учителями были мужчины и женщины, унаследовавшие вековую мудрость от хранителей султанских сералей. Из-за любви к этой стране я и стал археологом. Моя профессиональная репутация базируется на многочисленных раскопках и бесценных находках. И после многих лет изучения турецкой мифологии я считаю, что достиг степени посвященного. Трое моих детей были зачаты и родились в Турции. Мой любимый дом находится там. Там живут женщины, которые мне дороги. А теперь эта страна подарила мне настоящую любовь, о существовании которой я даже не подозревал, и женщину, прекраснее которой нет на свете.

Мирелла нежно поцеловала его. Они осушили бокалы, и она, наполнив их снова, опять села между его коленями.

– За последние тридцать лет я покорил Турцию и стал одним из самых крупных ее благодетелей лишь по той причине, что всей душой привязан к этой стране и ее народу. Не кажется ли тебе идеальной справедливостью то, что я встретил и полюбил женщину, в жилах которой течет турецкая кровь и которая благодаря своему наследству станет одной из самых влиятельных и состоятельных женщин в стране?

– Адам, – не сразу заговорила она, – чем дольше я с тобой общаюсь, тем больше ты меня удивляешь. Я никогда в жизни не встречала такого романтика. Мы – и идеальная справедливость? Для меня все это слишком нереально. Все, что имеет для меня значение, – это то, что ты покорил меня своей романтической любовью, и одного этого достаточно, чтобы сделать меня счастливой.

– Почему для тебя это нереально? Ты считаешь, что мальчик с Миссури не может иметь романтических фантазий и желать их осуществить? Моя семья из Сент-Луиса, со Среднего Запада, но мне удалось преодолеть влияние своих корней.