— Ну, вполне может подождать…

— Вот и отлично, — сказал Сварог. — Установи постоянное наблюдение за Нериадой: нужно изучить, не меняется ли интенсивность потока, не «отключится» ли он в какой-то момент… в общем, все, что возможно. Потом отправляйся спать. Чует мое сердце, завтра с утра весь ваш отдел будет загружен работой выше крыши. Канцлер проволочек не любит, а уж теперь… Что ты так смотришь?

— Вы плохо выглядите, — сказала Канилла. — Не припомню, когда я вас таким и видела…

Сварог вымученно улыбнулся:

— Ну, что поделать — слишком много на плечи свалилось… Ладно перебедуем. Действуй, а я пошел. Переночую в «Русалке», а утречком полечу к Канцлеру. И выше нос, не такие загадки раскалывали…

Он вышел в коридор, с облегчением убрал с лица вымученную улыбку — не следовало представать перед девчонкой раскисшим и разбитым. Умница, все подмечает… Медленно пошел к выходу, даже не пытаясь ломать голову над очередной загадкой, которую вместе с другими предстояло решать и ему…

Проходя мимо высокого зеркала, приостановился и посмотрел на свое отражение, стараясь сделать это с точки зрения постороннего, беспристрастного наблюдателя. Кажется, это у него получилось, но результат не радовал: человека в зеркале никак нельзя было назвать бодрым и энергичным — весь какой-то понурый и осунувшийся, плечи опустились, глаза потухшие… Махнув рукой, он пошел дальше. Ничего, пройдет. Есть отличное средство от всех горестей и печалей: работа на износ. А ее в самом скором времени навалится столько…

Свою комнату в «Русалке» он нашел быстро. Комендант, конечно же, оказался на высоте: келимас заказанного сорта, поднос с обильными закусками, серебряная чарка соответствующего размера — не на воробьиный глоток, но и не особенно большая, как раз достаточно, чтобы легонько забрало. Причем стояло все это не на столике у кресла возле окна, а на столике у изголовья кровати — свой мужик, комендант, все понимает. Можно и не заглядывать в шкаф — мундир там наверняка висит и начищенные сапоги стоят…

Сварог разделся, залез в постель, переложил подушку к спинке кровати, чтобы можно было сидеть. Притушил верхний свет, зажег настольную лампу и аккуратно наполнил чарку. Выпил, пожевал кусочек чего-то копченого, включил музыку, не выводя на особенную громкость. Хрипловатый, высокий голос Тарины Тареми…

Уже не в первый раз Сварога царапнула неприятная мысль: а ведь она наверняка погибнет, когда на Той Стороне станет бушевать Шторм. А если не погибнет… Все равно судьба ждет незавидная. Что же, ничего нельзя сделать? А кто сказал, что нельзя? Попробовать, во всяком случае, стоит…

…Вторая чарка, как обычно бывает, пошла еще легче. Забытья понятно, не получилось, да он его и не ждал — но все же чуточку отпустило. Набраться как следует, уснуть мертвым алкогольным сном, завтра хлебнуть отрезвляющего — и работать, рыть землю, рвать жилы, потому что…

Он резко повернул голову к двери.

Замок, которому полагалось быть запертым, звонко щелкнул, и дверь приоткрылась. Здесь, в своем хозяйстве, надежно охраняемом отборными бойцами и парочкой повисших невысоко над манором небольших боевых орбиталов (требование Канцлера), вряд ли стоило чего-то опасаться, но в последнее время случилось столько всякого, не укладывающегося в прежние рамки… Так что Сварог бросил взгляд на висевший на стуле камзол и припомнил, в каком кармане у него бластер — ага, в правом.

И тут же облегченно вздохнул — нет, пожалуй, что не облегченно…

Тихонечко вошла Канилла, аккуратно притворила за собой дверь и, бесшумно ступая по толстому ковру босыми ногами, пошла к нему. Халат на ней был длинный, почти до пят, но из столь тончайшей материи, что каждое движение словно бы делало ее обнаженной. «Только этого мне не хватало для полного счастья, — смятенно подумал Сварог, — мало мне жизненных сложностей?»

Подойдя, Канилла непринужденно присела на край постели, улыбнулась своей неподражаемой лукавой улыбкой, всегда напоминавшей Сварогу сказки о китайских оборотнях, лисицах, прикидывавшихся девушками, — что для их ничего не подозревавших любовников кончалось иногда хорошо, а иногда так, что хуже некуда. Вот уж чего не ожидал…

— Ну, и что это все значит? — спросил он, стараясь подпустить в голос побольше суровости.

— А вы не догадываетесь? — ослепительно улыбнулась Канилла. — Никогда не поверю…

— Как ты ухитрилась…

Она, улыбаясь, разжала пальцы. На ладони у нее лежал небольшой предмет, больше всего напоминавший виолончель без грифа, черный, с золотой каемкой и несколькими золотыми пятнышками-сенсорами. Стандартная электронная отмычка из арсенала девятого стола. Канилла положила ее на столик, пожала плечами:

— Здесь повсюду стандартные простые замки, ничего сложного. Вот я и взяла в арсенале…

— Очень мило, — сказал Сварог. — Пришла и взяла… Помнится мне, любое снаряжение из арсенала, даже такую мелочь, выдают исключительно по предъявлении соответствующей бумаги с моей подписью…

Канилла смотрела на него с самым невинным видом:

— Так уж вышло, что у меня была соответствующая бумага с вашей подписью. И с печатью. Стандартный бланк, честь по чести…

Он чувствовал себя настолько вымотанным, что даже рассердиться как следует не было сил. Только покрутил головой:

— Ну, Кани… Придется мне завести гауптвахту, каковую здешние военные уставы предусматривают. А мы как-никак гвардейское подразделение. Я серьезно. И знаю уже, кто ее обновит.

— Да пожалуйста, — безмятежно сказала Канилла. — Отсижу, сколько влепите… Можно, я немножко выпью?

Не дожидаясь разрешения, протянула руку к бутылке, налила полчарки и лихо опрокинула, ничуть при этом не поморщившись, закусила розовой конфетой, улыбнулась:

— Командир, я и подумать не могу, что вы меня возьмете за шиворот и выкинете за дверь… Смешно и глупо выглядело бы.

Он бы, пожалуй, и в самом деле, не смог — так что методы убеждения оставались исключительно словесные, а это иногда слабое подспорье…

Канилла пересела ближе к нему, насколько позволил столик. Невесомый халат распахнулся, почти что ничего уже и не прикрывая. Положение, если откровенно, было самое дурацкое — Сварог ее хорошо знал и всерьез подозревал, что словесные методы убеждения окажутся бесполезными. Но не выставлять же, в самом Деле, за шиворот?