Джубади с одобрением кивнул. – Вместе с тобой пойдет небольшой отряд наших воинов, – сказал он спокойно.

Тобиас, стараясь скрыть удивление, с подозрением уставился на него.

– Я посылаю с тобой Хулагара, моих сыновей, щитоносца зан-карта и отряд воинов элитного умена.

– Но, мой господин Джубади, – поспешил возразить Тобиас, – ведь вся хитрость в том, чтобы никто не знал, что мерки нас поддерживают. Если это станет известно, вся обстановка кардинальным образом изменится и наш план окажется под угрозой.

– Их никто не увидит, – резко бросил Джубади, показывая, что спорить с ним бесполезно. – Тебе еще многое надо сделать перед завтрашним отплытием, Тобиас Кромвель. Вот и займись этим.

Тобиас поднялся на ноги и с беспокойством посмотрел на Джубади. Изменения, внесенные в их планы в последний момент, встревожили его. Он попытался прочесть что-нибудь в глазах Джубади, но не увидел там ничего, кроме обычного насмешливого взгляда, который, казалось, проникал ему в душу. Он отвернулся и, не говоря ни слова, вышел из комнаты.

– Ему это не очень-то понравилось, – усмехнулся Хулагар.

– Неужели он воображал, что мы позволим ему построить все эти корабли, а затем преспокойно отплыть куда вздумается? Наши воины будут оставаться на борту «Оганкита» при любых обстоятельствах.

– Он хуже самых несносных представителей всех пород скота, какие встречались нам до сих пор, – сказал Хулагар, покачав головой. Он замолчал и налил себе в кубок карфагенского вина.

– Я вижу, ты чем-то обеспокоен? – мягко спросил Джубади.

– Да, мой карт. Меня тревожат мысли о зан-карте Вуке. Двое других твоих сыновей не вызывают у меня беспокойства.

– Поэтому я и хочу, чтобы ты был рядом с ним и внимательно наблюдал за всем, что происходит на этой непривычной для нас войне. Когда-нибудь Вука станет кар-картом, и нужно, чтобы он увидел; как сражаются эти янки своим оружием и как их можно победить.

– Но разумно ли посылать всех трех сыновей с первым же кораблем? – покачал головой Хулагар. – Ты подвергаешь свой род большому риску.

Джубади улыбнулся:

– У меня было три брата. Один из них умер оттого, что его сбросила лошадь, двое других погибли под Орки. Это риск, на который приходится идти всем нам. Я хочу, чтобы все трое были вместе. Я посылаю с ними тебя и Тамуку, щитоносца зан-карта.

– Вука, запертый в этой плавающей душегубке, будет чувствовать себя не лучшим образом, – продолжал упорствовать Хулагар, хотя и знал, что может вызвать гнев кар-карта.

– Пусть привыкает, – бросил Джубади нетерпеливо. Хулагар склонил голову, подчиняясь. Он имел право настаивать на своей правоте, но его внутренний голос, «ка-ту», присущий только щитоносцам кар-картов, говорил ему, что, возможно, это испытание будет полезно для Вуки, научит его выдержке и, главное, терпению.

– И не забывай, дружище, что его щитоносец Тамука, а не ты, – прибавил Джубади. – Так что не вмешивайся без особой необходимости.

Джубади очень редко обращался к нему с такой интимной доверчивостью, и Хулагар понял, что и сам кар-карт не вполне спокоен относительно принятого им решения.

– С Тобиаса не спускай глаз, – сказал Джубади, меняя тему. – Правда, он трус, как и большинство представителей его породы, и потому вряд ли предаст нас. К тому же он рассчитывает на то, что станет полновластным правителем Руси в случае победы.

– Может быть, лучше было сказать ему с самого начала, что мы войдем в Суздаль после того, как он возьмет его, и что Тугары будут находиться на восточной окраине римских владений?

Джубади покачал головой:

– Дадим ему править Суздалем, подобно всем, кого мы обычно ставили во главе скота. Я подозреваю, что все эти народы, живущие в северных степях, будут сражаться не на жизнь, а на смерть, если узнают, что мы стоим за его спиной. Пусть сначала ослабят друг друга в междоусобных стычках. А когда Кромвель захватит власть и сохранность оружейных мастерских будет обеспечена, придем мы. Ему же лучше не знать об этом, а то еще удерет на морские просторы, прихватив с собой самое мощное оружие. Если он будет спокойно делать то, что от него требуется, мы можем наблюдать за ним и учиться. А когда мои сыновья научатся новым методам ведения войны, они возьмут флот в свои руки и будут воевать с бантагами уже самостоятельно. Поэтому не спорь с Тобиасом, когда он будет принимать те или иные решения в ходе военных действий. Он разбирается в этом лучше нас с тобой, дружище. Ты ведь, в конце концов, носитель щита, а не военный.

Хулагар кивнул, соглашаясь. Он не военачальник, а нечто гораздо большее: воплощение духа, контролирующего все действия кар-карта.

– А теперь пошли ко мне зан-карта. Я должен поговорить со своим старшим сыном перед его отплытием.

Хулагар встал и, низко поклонившись, покинул помещение. Однако владевшие им сомнения не рассеялись окончательно. Достаточно ли внимательно он прислушивался к своему внутреннему голосу? Он не мог отделаться от ощущения, что при всей кажущейся безупречности их плана события развиваются непредсказуемым образом.

То, как ты предлагаешь потратить деньги, – это полный идиотизм!

Эндрю скрежетал зубами, проклиная все демократические принципы и того, кто их придумал. Его раздражало уже то, что он должен отстаивать в сенате бюджетные статьи, связанные с военными расходами, а терпеть хамство со стороны человека, стоявшего напротив, было выше его сил.

Михаил, сенатор из Псова, смотрел на него с открытым вызовом. – Сенатор, – произнес Эндрю ровным тоном, стараясь подавить свой гнев, – до тех пор, пока мы не убедимся, что Тугары действительно оставили нас в покое, а южные орды ушли на восток, мы должны думать об обороне и совершенствовать каше вооружение, чтобы быть готовыми к любой неожиданности.

– И помирать при этом с голоду!

– Ты забываешь, Михаил Иворович, что именно под командованием этого человека армия спасла нас всех! – вскричал суздальский сенатор Илья, поднявшись из-за стола и вставая рядом с Эндрю. – Правда, для тебя это не довод, ты ведь сражался на другой стороне.

– Ах ты, ублюдок…

– Сенаторы, сенаторы! – Эндрю грохнул председательским молотком по столу, украшенному резьбой. Илья бросил на Михаила испепеляющий взгляд и вернулся на свое место. – Война – дело прошлое. Сейчас мы обсуждаем военный бюджет, так что давайте не отвлекаться от темы.

Сев на свое место, он оглядел собрание. «Все это было бы намного легче, если бы Михаила и кое-кого из других бояр, выбранных в сенат, просто-напросто расстреляли в свое время», – подумал он, уже не в первый раз сожалея о том, что объявил после войны полную амнистию всем, кто присягнет на верность Республике Русь. Он чувствовал, что Линкольн одобрил бы этот шаг, да и Калин, баллотировавшийся в то время в президенты, был с ним полностью согласен. Эндрю был уверен, что и сам Линкольн после победы в войне там, в Штатах, сделал то же самое в отличие от многих других государственных деятелей, которые уничтожали побежденных тысячами, сея семена ненависти и раздора, чьи плоды придется пожинать следующим поколениям. Если же создать прецедент мирного разрешения разногласий, то это послужит благополучному существованию республики и тогда, когда их всех уже не будет на свете.