— Тогда я вообще ничего не скажу. — Она кокетливо подмигнула ему, что вызвало у него мгновенный прилив жара в паху.

Проклятие.

— Кася, ты не должна себя так утомлять, — сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал твердо. Тошнота по-прежнему накатывала на нее каждое утро. И он знал, как она уставала уже к середине дня, потому что однажды в перерыве между встречами заскочил домой, надеясь сделать ей сюрприз, и нашел ее крепко спящей. — И тем более каждый день готовить для меня.

— Но мне это нравится, — сказала она с мольбой в голосе, снова обезоружив его. — А Трайбека совсем недалеко отсюда, да и днем я немного вздремнула. Так что я не устала. — Надеясь отвлечь его, она кивнула на блюдо, приготовленное из поджаренных баклажанов. — К тому же пита прекрасно сочетается с мутабалом. Один очень милый ливанец с фермерского рынка на Гудзоне рассказал мне, как его приготовить.

— А еще мне не нравится, что ты разговариваешь с незнакомыми мужчинами, — сказал он, когда она достала из микроволновки питу и, нарезав ее широкими ломтями, начала посыпать их специями.

— Ему девяносто, Райф! — рассмеялась Касия и, взяв с подноса блюдо, поставила его на стойку вместе с тарелкой посыпанного специями хлеба. — А теперь перестань нести чепуху и попробуй.

Никакая это не чепуха, сердито подумал он, но не стал спорить, а просто взял вилку и попробовал. Ароматы взорвались на его языке. Лимон, кунжут и чеснок прекрасно сочетались с пикантным вкусом поджаренных баклажанов.

Он едва не застонал от наслаждения.

— Ну как? — спросила она, и от нетерпеливого ожидания в ее глазах его сердце забилось быстрее.

— Превосходно, — признался он.

— Тогда садись и попробуй другие блюда, пока я закончу с пюре.

Райф сел на высокий табурет за стойку, как привык это делать в течение прошлой недели. Теперь он расспросит ее о прогрессе в работе над докторской, финансирование которой взяла на себя «Холади корпорейшн» после создания в колледже Деверо собственного стипендиального фонда. А она, в свою очередь, поинтересуется его делами, а потом расскажет, чем она еще занималась в течение дня, что включало в себя и разные уличные знакомства, чего Райф не одобрял.

Но было трудно упрекать ее за это. Касия, как он теперь знал, была очень общительной натурой и буквально расцветала, встречаясь с новыми людьми. Ее рассказы очаровывали. Но он беспокоился. Как можно быть такой доверчивой? Полностью лишенной цинизма?

* * *

В то же время такие вопросы заставляли его чувствовать смутную вину. В конце концов, он сам собирался воспользоваться этими ее качествами, чтобы уговорить согласиться на брак.

Касия начала рассказывать о ливанце, с которым познакомилась на фермерском рынке. Она была прекрасным рассказчиком, и ему это нравилось. Ему нравилась ее способность найти что-то интересное в любом человеке, вписаться в любую ситуацию. Люди тянулись к ней, что было еще одним доказательством того, какой замечательной принцессой она могла стать для народа холади.

Но когда она, разминая картофель, заметила, что этот ливанский старик чем-то похож на ее бабушку, он сумел вставить вопрос, который вот уже несколько дней вертелся у него на языке.

— Кася, а как ты потеряла родителей?

Она замерла. По ее лицу пробежала тень, и он пожалел, что не может взять свой вопрос обратно.

— Это не я их потеряла, — наконец сказала она. — Это они меня потеряли.

И он снова не мог удержаться от вопроса:

— Как это случилось?

Ее сердце забилось быстрее. Раньше он никогда не спрашивал ее о прошлом, и она видела, что ему неловко. Но тот факт, что ему хотелось узнать о ней больше, был еще одним шагом вперед.

Несмотря на то, что прошла всего неделя, их жизнь уже приобрела определенный распорядок, который включал в себя не только регулярный секс, но и домашние обеды, во время которых Райф, с аппетитом поглощая приготовленные для него блюда, рассказывал о своей работе и проявлял искренний интерес к ее делам.

Однако более интимных разговоров он избегал — до сих пор.

Но как бы она ни приветствовала такой поворот, ей было нелегко вернуться в то время.

— Ну… — начала она, продолжая разминать пюре, — во-первых, отца я вообще никогда не знала. Летом, сразу после окончания школы, моя мать вместе с другими девушками отправилась на заработки в шахтерский поселок в Каллахе и вернулась оттуда уже беременной — по ее словам, от одного французского шахтера.

— Значит, ты тоже незаконнорожденная, — задумчиво пробормотал Райф.

В ее животе что-то сжалось. Но почему ее беспокоит его реакция, если она даже еще не согласилась выйти за него замуж?

— Это проблема? — спросила она.

— Что ты имеешь в виду?

— Может, ты не хочешь, чтобы твоя принцесса была бастардом? — спросила она, заставив себя озвучить свои страхи.

Он рассмеялся.

— У холади уже есть бастард в лице собственного вождя. Или ты считаешь меня лицемером?

Касия смутилась.

— Нет, конечно.

Он взял кусочек питы, обмакнул его в мутабол и задал следующий вопрос:

— Когда умерла твоя мать?

Касия покачала головой:

— Она не умерла. Насколько я знаю, она все еще жива, но, когда мне было четыре года, мать решила, что больше ей такого позора не вынести. Поэтому она оставила меня с бабушкой, а сама уехала. С тех пор я ее не видела.

Он долго смотрел на нее, потом покачал головой и тихо выругался:

— Твоя мать была дурой.

Касия всю жизнь убеждала себя, что не нуждается ни в чьем одобрении, что выбор матери от нее самой никак не зависел, но почему тогда его поддержка так много значила для нее? Она моргнула, давая выход слезам, поскольку неосознанный страх — что, когда родится ее ребенок, она может оказаться такой же, как ее мать, — был побежден искренним сочувствием в его глазах.

— Извини, что расстроил тебя, — сказал Райф.

— Не извиняйся. Это не печальные слезы.

Он улыбнулся:

— Я рад.

Но потом его лицо снова стало серьезным.

— Знаешь, через четыре дня я должен вернуться в Холади. Племя разбивает новый лагерь, и мне нужно быть там. Месяц, а может, и дольше.

Она кивнула, вдруг осознав, что блаженное время, которое они собирались провести в Нью-Йорке, должно закончиться раньше, чем было запланировано.

— Я не хочу оставлять тебя здесь. Я хочу взять тебя с собой в качестве моей принцессы, Касия.

Ее сердце расширилось, хотя разум кричал, что еще слишком рано для такого прыжка. Не было никаких гарантий, что он когда-нибудь ответит на ее чувства, да и