А теперь, значит, дотаций мало, билеты дорогие. А деньги платить могут те, для которых «The Best of Mozart» – высшее напряжение всех ресурсов коры, подкорки и продолговатого мозга. А если им сыграть хотя бы Хиндемита, не говоря уже о Ксенакисе, они разбегутся.

Ах, как приятно прозревать экономическую подоплеку явлений! Все становится просто и понятно, все можно подсчитать буквально на пальцах (в крайнем случае, на калькуляторе, который запрятан в мобильник).

Хотя не все так уж просто. Лет десять назад Зал Чайковского почти всегда был пуст наполовину. А то и на три пятых. Хотя уже тогда предпочитали играть популярную, привычную классику. В чем дело? А в том, что билеты стоили слишком дешево. Оскорбительно дешево для тех, кто считал себя чистой публикой, так сказать. Если билет стоит сто – двести рублей, то будешь сидеть рядом с учителями и библиотекарями. А это чистой публике неприятно. «Zapadleau», как говорят в парижских салонах. Но когда цены на билеты взлетели буквально в пять – десять раз, в концертных залах стало тесно и вместе с тем очень нарядно. Засверкало и запахло. Это тоже экономический закон, кстати. Так называемое престижное потребление. Упомянутый музыкальный продюсер сказал, что господство Вивальди – явление временное. Богатую публику надо просто приучить ходить в концерт. Знакомые имена плюс несложная мелодичная музыка. А там помаленьку будем внедрять высокие стандарты вкуса. Увы, упрощёнка – штука агрессивная. Она не вводит в мир высоких стандартов, а задает свой собственный стандарт.

Кончено, всё это – мои весьма субъективные заметки читателя афиш.

Мне как читателю афиш кажется, что упрощёнка мало-помалу завоевывает и драматический театр.

Причем в особо циничной форме – в виде изощреннейших интерпретаций классики.

На афишах две категории названий: русская высочайшая классика и зарубежная непритязательная комедия (т. н. ржачка). В основном, в целом, в общем. Я говорю о том, что бросается в глаза. Что является предметом критических обзоров и обсуждений. Ржачку, впрочем, всерьез не обсуждают. Разве что так, под общим грифом падения нравов и вкусов.

Вот Римас Туминас вновь поставил «Маскарад». Раньше, в 1990 году, это был очень красивый спектакль. Сейчас – еще красивее. Прибавилось юродивых, солдат, мужиков и баб. Прибавилось зимы и безнадеги. Еще сверх Лермонтова прибавилось ужаса. То, что Нина погибла, а Арбенин свихнулся, очевидно мало. Арбенин, отравив жену, надевает ушанку и готов уйти в народ. «По ветряному свею, по тому ль песку»?.. Ах нет, это другой поэт. И действие «Маскарада» происходит все-таки в Питере. Но ненадолго, полагаю. Почему бы не перенести действие на Кавказ? Раз уж туда отправляется князь Звездич. Ждем-с.

Да, кстати.

Кто ставил «Коварство и любовь»? А к примеру, «Эмилию Галотти»? А страшно сказать, «Сида» или «Федру»? Не могли же актеры сами действовать, сообразуясь с авторскими ремарками. Наверное, режиссеры там были. Однако мы почему-то говорим о театре Шиллера и Лессинга, а также Корнеля и Расина.

Примерно такая же штука и в XIX, и в XX веке.

Чехова ставили разные режиссеры. Великие, хорошие и так себе. Но мы говорим о театре Чехова.

«Трамвай „Желание“» впервые поставил Элиа Казан, с Марлоном Брандо в роли Стэнли Ковальски.

А когда вместо Брандо ввелся Энтони Куинн, режиссировал Гарольд Клурман. Все четверо – великие люди. Однако мы все равно говорим о театре Теннесси Уильямса.

Это понятно. Но, наверное, обидно для режиссеров. Кажется, что в России режиссеры взяли мощный реванш. Есть театр Любимова, театр Додина, Васильева, Захарова, театры режиссеров менее знаменитых, но столь же упрямых в отстаивании своей художественной самоценности.

Но нет театра какого-нибудь современного российского драматурга. Как, например, в не столь далекие времена был театр Арбузова, театр Розова, театр Гельмана.

И очень плохо, что нет. Потому что драматург для театра (режиссера, актеров) – как композитор для дирижера и музыкантов. Это элементарно, но об этом забывают. Потому что каков бы ни был виртуоз, если он постоянно играет Вивальди, то его виртуозность никому не нужна. Она растрачивается впустую, она ничего не приращивает к культуре.

Очередная конкурентная (поскольку в соседних театрах идет то же самое) интерпретация Чехова или Островского – это парадоксальная форма интеллектуальной лени. Лень – потому что неохота трудиться над пониманием и воплощением неизвестного дотоле драматургического текста. Парадокс же в том, что лентяй часто тратит уйму сил на то, чтобы сохранить свой лентяйский статус.

Пьесу, писал Анатолий Эфрос, надо разгадывать. Наполнять реплики смыслом, ремарки – мотивами поступков. Надо сидеть и вместе с актерами как будто бы сочинять роман, инсценировкой которого является данная пьеса. Вот как надо!

Наверное, не всем это по силам. Отчасти поэтому в 1980-е годы театр затопила волна инсценировок. Ставили (по алфавиту) Абрамова, Айтматова, Бондарева, Грекову и т. д. Любая мало-мальски интересная проза тут же появлялась на сцене. Потому что роман (со всеми мотивами и смыслами) уже готов, вот он, там все написано: почему герой поступил так, а не иначе, что он любит, что ненавидит. Не нужно сочинять ему биографию. Конечно, играть и ставить так легче.

Точно так же легче ставить сто раз поставленную, в хвост и в гриву проинтерпретированную классическую пьесу. Насыщенность культурным контекстом заменяет самостоятельную разгадку нового драматургического текста.

А может быть, всё еще проще? Может быть, опять экономика? Если пьеса известная – актеры уже знают роли. Понимают контур пьесы. Можно сэкономить на репетиционном периоде. Это шутка, разумеется. А вдруг нет? А может, зрителя проще зазвать? Главное, чтоб было название известное. Типа как бы бренд. Желательно универсальный.

Свет гаснет.

Зал выключает мобильники и затихает.

На авансцену выходит ведущая в искрящемся платье.

– Антонио Вивальди, – гулко говорит она. – «Дядя Ваня».

Гул затих. Даже интересно, кто выйдет на подмостки?

Но если публика платит по три – пять тысяч за билет, ей уже все равно.

Главное, чтоб ложи блистали.

Вот такое письмо пришло недавно:

«Дорогой Денис Викторович!

Меня не уважают продавщицы. Звучит смешно, а на самом деле – нет. Мне почти сорок лет, я работаю на двух работах и еще беру халтуру на дом. Могу позволить покупать себе качественные вещи в дорогих магазинах. Но меня ненавидят продавщицы! Они или сразу хамят, или делают вид, что не слышат. Просто отворачиваются! Кажется, меня для них просто нет. Обычно это такие ухоженные девочки слегка за двадцать. Одна из них в ответ на замечание погналась за мной следом и сказала: „Радуйтесь! Теперь вы мне на весь день настроение испортили!“ А кто они такие? Необразованные пэтэушницы с окраин, перед которыми мне зачем-то нужно стараться выглядеть по-особенному респектабельно и „дорого“. После рабочего дня, придя с дождливой улицы, – как тут соответствовать ее высоким продавщицким стандартам?