Я решила, что ни на какую лекцию я не пойду – поеду домой и там, услав куда-нибудь Эльку, буду практиковать свои «способности Видящей», пытаясь избавиться от этого срама.

Оглянулась назад – охрана послушно ехала следом. И усмехнулась – никогда в жизни у меня не было столь странной, столь жуткой и беспокойной прогулки – ни даже когда в первый раз вышагивала по подиуму, согласившись на приглашение поучаствовать в новогоднем показе мод в нашем местном торговом центре.

Я тогда ужасно переживала, что пришлось надеть платье, в разрезе которого были видно специальные декоративные кружева от чулок – а вдруг подумают, что это не специально, а по недочету!

Кто бы мне сказал тогда, что вскоре придется вышагивать по улице, видя в витринах свое голое тело, а сзади будет медленно ехать черный внедорожник с опасными нелюдями – подумала бы, что этому провидцу надо у психиатра провериться.

В сумке звенькнул сообщением телефон.

Нутром чуя, кто меня беспокоит, я вытащила его и глянула на экран.

«Подсказка – клеймо».

Чувствуя, как приподнимаются мои брови, я пошевелила губами, произнося это слово вслух.

«Клеймо…»

Причем тут клеймо? Нет, клеймо, конечно, тут очень даже причем. Но… как это поможет мне решить проблему?

«Что вы имеете в виду?» – на ходу напечатала в ответ.

Новое сообщение пришло почти сразу, как будто он знал, что я не соображу, о чем речь.

«Самое слабое звено в иллюзии – в том месте, на котором я в будущем планирую поставить тебе клеймо. Если угадаешь где оно и начнешь смотреть прямо в него, увидишь призрачный рисунок в форме змеи. После этого иллюзию легко будет сбросить».

Под конец сообщения у меня начали трястись руки – от злости, разумеется.

Потому что я нутром почуяла, в каком именно районе тела он собирается налепить мне это долбанное клеймо. И знала, что он сейчас смеется надо мной, представляя, как я, вертясь перед зеркалом, будут искать где-нибудь между ног или на заднице змею, с помощью которой легко будет сбросить иллюзию.

Внезапно мои планы поменялись.

Нет, я не хотела больше прятаться от него, как собиралась. И прыгать выше головы, пытаясь сорвать с себя иллюзию наготы я тоже не хотела.

Пусть сам снимает – если хочет выйти сегодня из-за кафедры без стояка.

И если сможет взять себя в руки и сосредоточиться в достаточной степени, чтобы колдовать над своими же иллюзиями – глядя на совершенно голую меня, томно развалившуюся прямо напротив него на стуле. В первом ряду.

– А знаешь, давай не пойдем в общежитие… – предложила я Эльке. – А то мало ли, опоздаем… Лучше занять в кои-то веки места поближе и отдохнуть перед парой.

– Ты ж вроде хотела переодеться? – напомнила она. – Но если передумала, давай не пойдем. Тем более, пятно не так уж и заметно, – и она уставилась куда-то в район моего паха.

Я снова шевельнула руками, закрываясь, но вовремя вспомнила, что все, что она видит – это мою новую юбку, испачканную кетчупом.

– Ага, – ответила, снова расслабляясь. – Я подумала, что не хорошо будет, если мы вдруг опоздаем. Ты ведь знаешь, кто туда должен прийти сегодня, – я многозначительно поиграла бровями.

Элька побледнела.

– До сих пор не могу поверить, что у тебя с ним что-то есть…

Я остановила ее жестом.

– Ничего у меня с ним нет. А даже если бы и было – я тебе ничего не говорила! Запомни это, пожалуйста – если не хочешь, чтобы он пришел и по твою душу. С него станется…

– Конечно, конечно, – испуганно закивала она.

После этого у нее началась икота, с которой она упорно пыталась справиться до самого начала лекции. Но… так и не справилась.

– Это бабушкин метод… – объясняла, производя какие-то странные звуки, попеременно то выпучивая глаза, то закрывая их, и дыша в ритм своим шагам. – Должно сработать минуты за три, вот увидишь…

И вновь выпучивала и закрывала глаза, задерживая дыхание – уже, наверное, минут пятьдесят кряду.

Так ее и застал господин ректор, зашедший в аудиторию прочитать особую, внеплановую лекцию по пожарной безопасности во время намечающегося похолодания.

Эльке повезло – она была настолько увлечена своим «методом», что совершенно не обратила на него внимания и никак не показала, что знает о нас двоих больше, чем должна была знать.

Зато я очень даже обратила. И очень хорошо заметила резко расширившийся, загоревшийся огнем взгляд ярко желтых глаз. И пальцы – вцепившиеся в кафедру жесткие, побелевшие пальцы.

– Здравствуйте, – прохрипел Демьян Олегович, поправляя галстук, словно ему не хватало воздуха в душном помещении.

– Здравствуйте… – нестройно отозвались студенты, с недоумением переглядываясь.

Я же просто улыбнулась со своего первого ряда. И положила одну голую ногу на другу, вытягивая их вперед под крошечным, откидным столиком.

"Сука..." – одними губами, беззвучно произнес он.

Я невинно подняла бровки – чего вы ругаетесь, господин ректор?

Гордеев переступил с ноги на ногу, в явном дискомфорте. Слегка прокашлялся и, с трудом оторвав взгляд от моих голых коленей, раскрыл свою любимую папку с вензелем университета.

– Итак, если не возражаете… я начну…

Никто не возражал. А я так уж точно – вся внимание, уселась поближе к откидному столику парты и устроила грудь на руки, отчего она стала пышнее, выше, и призывно смотрела на ректора обоими сосками.

Демьян Олегович издал непонятный звук – нечто среднее между рычанием и хрипом.

– Все в порядке? – вполголоса спросил преподаватель курса, приподнимаясь со стула, на который уселся на время лекции о пожарной безопасности.

– В полнейшем! – заверил его ректор таким блеклым и осипшим голосом, что всем сразу же стало понятно – нет, он совсем, совсем не в порядке.

Всем, кроме Эльки, разумеется – та до сих пор не обращала ни на что внимания. В очередной раз громко икнула, чертыхнулась и снова погрузилась в «бабушкину» медитацию.

И опять ее икота сыграло мне на пользу! Потому что если бы она была чуть более внимательной, обязательно заметила бы, как, якобы поправляя волосы, я легко провела рукой от затылка и вниз по шее, спускаясь к груди и оглаживая себя в чувственной, эротической ласке.

– Черти тебя раздери… – выругался ректор себе под нос.

И вдруг принялся на память, речитативом читать какую-то всем известную чушь про правила поведения, если в аудитории вдруг сработала пожарная сигнализация – с таким видом, будто у для него она уже давно сработала, орет, воет и требует, чтобы кто-нибудь потушил этот гребаный пожар.