– Я не против.

– Ура-а-а!!! – оглушительно заорало Веретено, вскочило на ноги и так хлопнуло Вагифа по спине, что у того осталась вмятина между лопаток. – Обидишь её – обижу тебя, женишься – полюблю. Только чтобы жениться, надо ещё её уговорить. – Веретено снова посмотрело на Бану странно. А Бану почувствовала горькую досаду. Любая матримониальная тема выводила её из равновесия, а в сочных фиолетовых устах Веретена – тем более. Он любил хвастать тем, что в его школе познакомились и поженились тринадцать пар. Когда он упомянул об этом впервые, Бану пробормотала:

– Давайте же остановимся на этом волшебном числе. – А он как будто услышал её и с тех пор нарочно дразнил разговорами о свадьбах.

Словом, всё благополучно разрешилось, Веретено получило то, что хотело, пусть и не в той форме, в которой ему мечталось, но выбор партнёров был невелик. Переодеваясь после урока, Бану по привычке заглянула под повязку, на которую уже поглядывали с интересом, и увидела, что раны исчезли, как будто не сохраняли первозданную свежесть в течение всего месяца. «Теперь, – сказала себе Бану, – я буду видеть его каждый день». Она сняла испачканные кровью бинты и спрятала их в сумку.

– Ну что, вы участвуете? – поинтересовалась Лейла.

– Да. Я буду сражаться на турнире за свою прекрасную даму.

Дома Бану показалось, что она сошла с ума: бинты, которые она достала из сумки, были совершенно чистыми, словно их только что извлекли из упаковки.

В семье Гюнай собрался женский совет. Сама Гюнай перебралась к маме, сказав Халилу, что соскучилась и мама хочет пообщаться с внуком. Как ни странно, Халил так и не заметил, что Гюнай резко постарела, что было бы объяснимо, проживи они вместе двадцать лет. На совете присутствовали мать Гюнай, свекровь, бабушка, бабушка Халила и его сестра, которая побежит потом делиться курьёзом со своими подругами, несмотря на то что женщины между собой решили хранить случившееся в строжайшей тайне.

– Надо идти к врачу, – сказала мать Гюнай.

– И к какому врачу вы пойдёте? – ехидно спросила свекровь. – Надо искать того, кто снимет порчу.

– Вы что? Вы в это верите?! – возмутилась мать.

– А чем ещё это объяснить. – Свекровь с победным видом откинулась на спинку стула. Было видно, что она довольна наконец-то подвернувшемуся поводу придраться к невестке. – Наверное, Гюнай кому-то сделала что-то плохое. Может быть, она не порядочна?

– Я мать вашего внука! – взбеленилась Гюнай. – Как вам не стыдно такое говорить?!

– А что это, милочка, за стихи? – Свекровь ехидно улыбнулась. Гюнай побагровела и пробормотала:

– Это вы про те, которые я писала в шестнадцать лет?

– Нет, дорогая, это я про те, которые ты пишешь сейчас.

– Не понимаю, о чём вы.

– А вот об этом, – не удержалась свекровь и полезла в карман за скомканной бумажкой, на которой старательным почерком Гюнай были выведены строчки: – Ты держишь меня за руку, и я прощаю тебе эту муку, твой облик навечно со мной, хочу всегда быть с тобой… Что это за кошмарная пошлятина? – Свекровь Гюнай преподавала русский язык и литературу в школе, поэтому привыкла высказывать критику творчества прямо в лицо автора, ну или в его тетрадь. Гюнай разрыдалась и вырвала стихотворение из пальцев свекрови, а её мать закричала:

– Что это вы роетесь в вещах моей дочери?! – От этого крика бабушка Халила проснулась.

– Что, что случилось? Нийя кышкырырсан?[12] – Она плохо говорила по-русски.

– Ничего, ничего, спите, – поспешно сказала свекровь, для которой эта женщина, в свою очередь, тоже была свекровью. – Ладно, об этом потом. Вы знаете, к какому врачу её вести?

– У меня есть знакомый, – включилась бабушка Гюнай. – Он вас примет без очереди, он работает в частной клинике. Я позвоню кое-кому.

Гюнай потащили к знакомому врачу, прежде чем она успела осушить слёзы. Над главным входом висела вывеска: «Медицинский центр Ахмед. Вы просто ахнете от нашей медицины».

– У них хозяин – Ахмед Ибрагимов, – пояснила бабушка Гюнай.

В приёмной теснилась толпа народу. Некоторые посетители торчали тут с самого утра и уже приобрели полуобморочный вид, причём не только больные, но и здоровые. Врач слыл общительным человеком, обожающим своих друзей и родственников, поэтому с самого утра принимал только их, причём, надо отдать ему должное, совершенно бесплатно. Остальные ждали столько, сколько позволяло терпение. Те, кто приходил не впервые, принесли с собой термосы и еду. Те, кому для обследования требовался пустой желудок, потихоньку зверели.

Появление Гюнай внесло некоторое оживление. Дети начали дёргать матерей за юбки и показывать на неё пальцем: «А что случилось с тётей?» Кто-то прошептал: «Вай, биябырчылыг[13]». Гюнай залилась слезами пуще прежнего, родственницы окружили её стеной. На шум из кабинета вышла медсестра, оглядела посетителей и объявила:

– Гюнай.

Молодой человек, страдавший язвой желудка и приходивший уже в третий раз, устроил грандиозный скандал и потребовал вернуть ему деньги. Покорное стадо, ожидавшее снисхождения от врача, очень удивилось такой наглости.

– О, Наргиз, дорогая! – Врач обрадовался, увидев старую знакомую. – Сколько лет, сколько зим. Редко видимся с тобой, вот обидно, что только по таким плохим поводам. Что с твоей внучкой? Гюнай, где ты, краса-а-а… Хм. Да. Понятно. Сколько тебе лет?

– Двадцать пять.

– Сильные стрессы были?

– Н-нет.

Врач почесал лоб. В глубине души он был доволен, что ему довелось наблюдать такой интересный случай, и решил из профессионального тщеславия докопаться до сути проблемы.

– Ну что, – бодрым голосом заключил он, потирая руки, как муха. – Сдаём все анализы, посмотрим, что к чему. Вы, главное, не переживайте.

И э-э-э… – Он замешкался, потому что почувствовал: от него ждали конкретных рекомендаций. – Спать побольше, не переутомляться, не нервничать. Есть лёгкую пищу, но вовремя. Всё будет хорошо.

Так началось паломничество Гюнай по разным кабинетам. За кругленькую сумму результаты анализов подготовили в рекордно быстрый срок, но проанализировать сами результаты никто был не в силах. Строго говоря, всё оказалось в полном порядке, не считая мелких нарушений, которые всё же не могли привести к таким катастрофическим последствиям. Знакомый бабушки, разведя руками, послал Гюнай к эндокринологу, тот, в свою очередь, направил её к невропатологу, который долго и озадаченно выстукивал её колени, словно надеялся найти там клад, а затем посоветовал идти к гинекологу, от чего Гюнай наотрез отказалась, хотя гинеколог и была женщиной. На все обследования ушло не меньше недели, так что попытка следовать рекомендации врача и не перенапрягаться была обречена на провал. Больше всего злило Гюнай то, что она не могла пойти на сальсу – не в таком же виде, да и сил не оставалось. Халил как-то раз, взглянув на жену повнимательнее, сказал: