— Девять, провозя каждый раз по десять тысяч.

— Выходит, он располагает такими деньгами?

— Он захотел, чтобы я начала бы провозить сразу по сто тысяч за раз.

У Макса перехватило дыхание.

— О боже, — прошептал он.

— Он продолжал осаждать меня своими просьбами до тех пор, пока я в конце коноцв сказала, что, мол, ладно, я буду провозить ровно столько, сколько уместиться в стандартном пластиковом конверте девять на двенадцать дюймов, и что за это он будет платить мне по пятьсот долларов. Он тут же согласился и все организовал. Во Фрипорте его друг Мистер Уолкер передал мне конверт...

— И вы даже не заглянули во внутрь, чтобы убедиться?

— А зачем? Уолкер сказал, что он положил пятьдесят тысяч. Нк, положил и положил. Сумма могла быть любой. Но только он не сказал ни слова о пакетике с сорока двумя граммами.

— Но если вы прекрасно знали, что рискованно провозить любую сумму сверх установленных десяти тысяч, — сказал Макс, — то почему не взять, к примеру, и все сто штук? Какая разница?

— Какой бы ни была сумма, она должна, во-первых, умещаться в мою сумку, которую я обычно беру с собой в полет, а, во-вторых, не бросаться в глаза, если сумку вдруг откроют. Вот в чем был весь смысл идеи.

— Но ведь даже провозя по десять тысяч за один раз, и не задаваясь вопросом о том, откуда именно у него такие деньги, все же не трудно догадаться, что они попадают к нему незаконным путем.

— Вы правы, — согласилась Джеки. — Я не о чем не распрашивала его, так как это дело не мое, а налогового управления. — Она немного помолчала, все ещё продолжая в упор смотреть на него. — Время от времени вы говорите так, как будто бы вы один из них. Пожалуй, вы больше походите на Николета, чем на Тайлера.

— Мне очень трудно оставаться с вами самим собой, — признался Макс. — В Форте вы не были уверены, что я и в самом деле залоговый поручитель. Решили, наверное, что перед вами переодетый полицейский, пытающийся таким вот образом втереться к вам в доверие?

— У меня была такая мысль, — подтвердила Джеки.

— Дело в том, что в свое время я отслужил десять лет в отделе по борьбе с преступностью при канцелярии шерифа. Возможно это все ещё бывает заметно. Или может быть моя работа, которой мне сейчас приходится заниматься, заставляет меня говорить все тем же языком.

— А вам, случайно, сотрудники не нужны? Например, сегодня у меня был выходной, так что ни одного рабочего дня я ещё не пропустила. Но если я не смогу выехать из страны, то меня просто выгонят с работы. А если я останусь без работы, то у меня не будет денег, чтобы нанять себе адвоката.

— Попросите, и, возможно, вам разрешат выезд.

— При условии, что я стану сотрудничать.

— Вообще-то, да. Вым придется кое-что им дать. Вам ведь не хочется снова оказаться в тюрьме, не так ли?

— Да уж... Но зато ещё меньше мне хочется оказаться в багажнике автомобиля.

— Я более чем уверен, — сказал Макс, — что в любом случае — станете ли вы им что-либо говорить или нет — за вами все равно станут следить.

Она снова решительно наклонилась к нему через столик.

— Я тут кое над чем поразмыслила, и вот что получается: если я могу назвать только его имя, не зная при этом ничего о том, чем он занимается, то тогда выходит, что в обмен на их обещания, мне, со своей стороны, и предложить им нечего. Так?

— Просто предложите свою помощь, — сказал Макс. — Большего от вас никто не требует. Просто дайте понять, что вы готовы и желаете сотрудничать. Потому что как только его поймают — а это их интересует прежде всего — никто никогда не станет упрекать вас: «Мало сделала, плохо старалась». Наоборот, как только Орделл окажется у них, то будет отдано распоряжение аннулировать обвинение, ранее выдвинутое против вас, и вы, таким образом, выйдете сухой из воды. И хотя по закону в течение тридцати и до шестидесяти дней у них есть право снова дать ход вашему делу, но делать они этого не станут. Если они успеют добраться до него прежде, чем над вами состоится суд, то в соответствии со статьей А-99, ваше дело будет прекращено.

— Вы в этом уверены? — засомневалась она.

— Нет, я ничего не могу гарантировать. А что ещё вам остается делать?

— Ничего. Остается только пойти и напроситься в добровольные помощники.

— Расскажите им, кто дает вам деньги, для кого здесь эти деньги предназначаются, сколько вам за это платят и так далее.

— Назвать имена.

— А вот отношения с этим вашим Мистером Уолкером вам придется разорвать раз и навсегда.

— Сделать вид, что очень сожалею, но ничего не могу поделать?

— Действуйте в открытую.

Теперь он не сводил с неё глаз. Джеки сосредоточенно разглядывала зажатую между пальцами сигарету, потом неспешно стряхнула с неё пепел... Он молчал, давая ей время на раздумья. Но время шло, и в конце концов Макс потерял всякое терпение и осмелился переспросить:

— Ну так как же?

Она подняла голову, и он увидел её глаза, а в них тот блеск, который, похоже, смог бы изменить всю его жизнь.

— А знаете, — начала она, и взгляд её потеплел, — мне кажется что, у меня больше возможностей для выбора, чем я предполагала раньше.

Вечером того четверга Луис зашел в винный магазин на Дикси-Хайвей в Лейк-Ворт. На полках были расставлены бутылки с водкой, завезенной из России, из Польши и Швеции и ещё откуда-то, по цене от пятнадцати до двадцати пяти за большую бутылку. Наверное такой же товар продавался в этом заведении и до того, как он угодил на четыре года в тюрьму, но Луис что-то не мог припомнить ничего подобного. Он всегда брал себе что-нибудь подешевле.

Но только теперь все будет иначе.

Хозяйничавший за прилавком немолодой продавец, увидев очередного посетителя, тут же направился к нему со словами: «Чем могу быть полезен?» Он был старше Луиса, но физически казался крепче него — стареющий детина с коротко подстриженным ежиком седеющих волос на голове. Со стороны он производил впечатление заправского пьяницы; а жесткая щетина на щеках и подбородке свидетельствовала о том, что за бритву он брался довольно-таки не часто. Одет он был в футболку с надписью «ГОСПОДИ, БЛАГОСЛОВИ АМЕРИКУ», типа тех, что были столь популярны во время войны в Персидском Заливе. Футболка туго обтягивала большой живот своего обладателя, и слово «АМЕРИКУ», пришедшееся именно на это место, оказалось сильно растянутым вместе с тканью.

— Мне две бутылки вон того «Абсолюта», — приказал Луис.

Продавец обернулся к полкам с расставленными на них бутылками, а Луис быстро сунул руку в карман темно-синего пиджака, найденного им в шкафу и надетого поверх белой футболки и брюк защитного цвета. Когда же продавец вновь повернулся лицом к нему, выставляя на прилавок затребованный товар, Луис объявил: