10 июля при Нортгемптоне участники Йоркской партии и их сторонники столкнулись с королевской армией, возглавляемой герцогом Бакингемом и графом Шрусбери в присутствии короля. И снова результат определило предательство. Своевременное дезертирство барона Ричмонта-Грея позволило Йоркской партии одержать сокрушительную победу. Бакингем, Шрусбери и лорд Эгремонт пали в бою, а Генрих вновь оказался во власти баронов Йоркской партии. Королева Маргарита с сыном, благоразумно остававшиеся в Ковентри, бежали на север.

К 16 июля победители возвратились в Лондон и заняли то же положение, что и пятью годами ранее: силой оружия они получили контроль над королем и правительством. Их действия были сходными: Джордж Невилл, епископ Эксетера, заменил архиепископа Буршье на посту канцлера, тогда как виконт Буршье стал казначеем вместо убитого Шрусбери. На сей раз, однако, чисткам подвергся и королевский двор, а младший сын Солсбери, Джон Невилл, вступил в должность камергера. 30 июля канцлер уже рассылал предписания о созыве нового парламента, долженствующего собраться в Вестминстере 7 октября. А пока королевство ожидало возвращения герцога Йоркского и его реакции на такой поворот событий.

По неизвестным причинам Ричард Йоркский задержался в Ирландии и приехал только в начале сентября. Вероятно, он осознавал сложность момента и непопулярность выбранного им пути. По дороге к Вестминстеру он распорядился нести меч вертикально перед собой — обычное дело для королевского наместника в Ирландии, но не в Англии. По приближении к цели герцог перешел к использованию унифицированной королевской геральдики, намеренно не упоминал год правления Генриха VI в датировке своих писем и удержал отдельных вассалов у себя на службе, проигнорировав традиционный пункт, где оговаривалось принесение присяги королю. Посыл Ричарда был ясен: он пришел требовать трон, принадлежавший ему по праву рождения через материнскую линию — герцога Лайонела Кларенса, второго сына Эдуарда III.

Когда именно герцог Йоркский принял решение заявить свои права на престол — один из величайших вопросов XV столетия, остающийся без ответа. Конечно, всевозможные слухи циркулировали еще с 1450 года; к тому же понимание герцогом собственного высокого положения проявилось в претензиях на пост регента королевства и в разработке нескольких замысловатых генеалогий для пущего подкрепления чистоты его королевской крови. В акте о лишении титулов и состояния, принятом против Ричарда Йоркского в 1459 году, утверждалось, будто один из слуг его, Роберт Рэдклифф, на смертном одре открыл правду об умысле герцога завладеть короной. Вернувшись в Ирландию после неудачи возле Ладфордского моста, Йорк вел себя едва ли не как самовластный государь, словно игнорируя режим Генриха VI. Герцог созвал парламент, который принял закон, объявивший изменой противление воле губернатора, и распорядился чеканить особую монету для Ирландии. Если Ричард и открыл свои намерения союзникам на их совещании в марте 1460 года, то он, похоже, не встретил немедленной поддержки с их стороны. Судя по всему, Уорик в особенности выступал за примирение на волне победы при Нортгемптоне. В июле миланский посол превозносил усилия графа, его стремление «спасти мир и единство в стране», а четыре месяца спустя один из друзей Джона Пастона по переписке с тревогой замечал, что королевству без Уорика-хранителя «почитай, и не быть» [83].

Прибыв в Вестминстер 10 октября 1460 года, Ричард Йоркский тотчас отправился в парламент. Там в присутствии баронов он возложил руку на трон и возвестил, «что не намерен опускать меча, но бросить вызов по праву своему… и заявил, что не дóлжно суть того быть, чтобы кто воспретил ему надеть венец на голову свою» [84]. Если Ричард ожидал одобрения, он ошибся, столкнувшись с всеобщим оцепенением. Архиепископ Буршье спросил, не желает ли герцог явиться к королю, на что Йорк ответил, будто каждый должен явиться к нему. Смелый и даже наглый шаг герцога отозвался нежелательными последствиями: открыто его не поддержали даже ближайшие друзья, не говоря уже о множестве враждебно настроенных баронов из числа находившихся в парламенте вельмож, и 16 октября ему пришлось делать официальное письменное заявление. В нем права Ричарда на трон обосновывались исключительно происхождением Йорка от Лайонела Кларенса, но бароны засомневались и передали дело королю. Генрих, само собой разумеется, по обыкновению, принялся юлить: «поскольку высочество повидал и изучил много всяческих списков и хроник», он попросил Йорка тоже заняться изучением дела и представить больше свидетельств в поддержку своих притязаний [85]. Спустя два дня бароны передали вопрос на рассмотрение судей, но те возразили, что королевские права — компетенция баронов. Бароны обратились к законоведам, которые, что едва ли удивительно, ответили: если уж судьи не могут принимать решения по таким вопросам, то они и подавно бессильны как слишком низкая инстанция. Наконец, 25 октября бароны пришли к компромиссу, напоминавшему договор в Труа в 1422 году: Генрих оставался королем, но по его кончине трон переходил к Йорку и его наследникам.

Заключение, бесстрастно зафиксированное писцами в парламентских документах, скрывает от нас ожесточенную перепалку, вспыхнувшую, по всей вероятности, между Ричардом и его вчерашними союзниками. Попытку сделаться королем, судя по всему, в первую очередь сорвал отказом принимать участие в любой коронации архиепископ Буршье, но Ричард почти наверняка столкнулся и с сопротивлением со стороны Уорика. Совершенно очевидно, что эти двое обсуждали претензии Йорка на престол во время встречи в марте, и Уорик, возможно, поначалу поддерживал действия герцога. Вместе с тем перед лицом сильного противодействия со стороны епископов и остальных пэров парламента граф засомневался и отшатнулся от герцога Йоркского. Действительно, вплоть до битвы при Нортгемптоне политическая платформа баронов, их мотивация к ведению кампании основывалась на верности королю и твердой решимости трудиться ради общего блага. Своими недавними шагами Ричард Йоркский одним махом развалил фундамент оппозиции; теперь его противники воочию убедились, что на протяжении целого десятилетия за всем сопротивлением существующему режиму стояли честолюбие и гордыня герцога. Его аргументы в защиту собственных позиций были шаткими: Йорк был избавлен от нарушения клятвы верности и обещал воздерживаться от «путей брани», избранных им на всем протяжении 1450-х годов, ибо они были против закона Всевышнего. Ведь фактически он все время был королем по праву. Мало кто разделял такое мнение.

Единственная уцелевшая стена замка Сэндел в Йоркшире, откуда Ричард, герцог Йоркский, отправился навстречу смерти от рук приверженцев династии Ланкастеров в декабре 1460 г.