«Партизанский отряд времен славного Дениса Давыдова!» — весело подытожил легкомысленный внутренний голос.

Поскакали через пургу, вьюгу и мороз. Упорно и настойчиво. Когда по пути встречалась деревенька (пусть всего лишь и через три версты — после последнего пристанища), тут же заезжали погреться, пугая при этом до смерти своим внешним видом богобоязненных крестьян и мирных мелкопоместных помещиков. Отогревались перекусывали, снова скакали. Пурга то полностью стихала часов на семь-восемь, то вновь начинала кружить — в странном и загадочном танце, отдаленно напоминавшем классический вальс-бостон… День, ночь, день…

Иван Солев неудачно упал с лошади и сломал ключицу, пришлось оставить беднягу на попечение какой-то древней деревенской бабушки. Один драгун обморозил щеки, другой, потеряв рукавицу, пальцы рук. Обоих определили под опеку смешливого и полностью лысого брянского (уже — брянского!) помещика.

Когда погоня подъехала к брянскому пригороду, установилась просто чудная погода: приятный легкий морозец — минус два-три градуса, полное безветрие, приветливое и ласковое солнышко, ясное голубое небо над головой.

У городских рогаток, перегораживающих дорогу, их странный отряд встретили откровенно неприветливо, а именно — угрожающим бряцанием оружия.

— Стоять, бродяги! — строго приказал молоденький поручик, многозначительно поигрывая своим пистолетом. — Кто такие? Куда следуете? Отвечать без промедления!

Егор неторопливо слез с коня, широко улыбаясь, подошел к юному поручику, вежливо представился, предварительно стащив с головы рыжий собачий треух:

— Генерал-майор Меньшиков Александр Данилович, царев охранитель! — протянул офицеру свою бляху и царскую дорожную грамоту.

Полторы минуты поручик старательно переводил свой взгляд: с бляхи — на грамоту, с грамоты — на Егора, с Егора — на его спутников, со спутников — на бляху… Наконец, видимо окончательно поверив в реальность происходящего, он сильно побледнел и вытянулся в струнку:

— Рад приветствовать вас, господин генерал-майор! Чем могу служить?

— Скажите, поручик, не проезжала ли мимо вашего поста карета английского кавалера Сиднея?

— Так точно, проезжала!

— Когда?

— Минут семь-восемь назад, господин генерал-майор! Вон — мелькает на дороге! — поручик махнул рукой по направлению к Брянску.

— Открыть рогатки! — рявкнул Егор. — Немедленно — открыть!

Испуганные солдатики — по сигналу своего юного командира — растащили рогатки в разные стороны, и погоня, поднимая за собой облако снежной пыли, понеслась дальше — стелясь в последнем рывке…

Никита Апраксин и один из драгун, чьи лошади оказались самыми свежими, первыми догнали искомую карету и, обскакав ее с левой стороны, перегородили путь, приказывая остановиться.

Лошади встали. Неожиданно кучер отбросил в сторону свой кнут, выхватил из-за пояса пистолет и дуплетом выстрелил в Никиту Апраксина.

Одновременно с этим широко распахнулась дверца кареты, и на снег выпрыгнул еще один дюжий детина в черном, целясь из двуствольного пистолета Егору прямо в лицо…

Загремели взаимные выстрелы, Егор почувствовал, как его щеки — только на краткий миг, слегка оцарапав ее при этом, коснулось что-то очень горячее и очень быстрое. Чуть в стороне раздалось странное жужжание, будто небольшой рой диких пчел устремился в погоню за каким-то наглым вором — любителем сладкого меда…

Впрочем, схватка завершилась в считанные секунды: Никита Апраксин срезал метким выстрелом в грудь наглого кучера, а из горла второго, уже неподвижного слуги мистера Сиднея торчали светлые лучи японской метательной звездочки.

«Молодец Васька! Освоил-таки хитрую штуковину! А ведь техника метания этих звездочек — куда как непроста… — уважительно отметил внутренний голос. — Да и Петр Алексеевич у нас — талантливый слесарь! Это же он по твоим, братец, чертежам изготовил данную вещь непростую, японскую…»

Без потерь, конечно же, не обошлось и со стороны погони. Кроме сильно оцарапанной пулей и обильно кровоточащей щеки Егора, был убит наповал молоденький драгун, который вместе с Апраксиным перегородил путь карете англичанина.

Василий Волков торопливо соскочил с коня на подмерзшую дорогу, перешагнув через мертвое тело слуги похитителя, осторожно заглянул в карету и удивленно присвистнул:

— Александр Данилович, а этот Сидней — уже покойник! Сиреневая пена пузырится на губах, а в правой руке зажат какой-то флакончик. И миндалем пахнет очень сильно…

— Голыми руками — ничего там не трогай! — строго велел Егор и пояснил: — Отравился, наверное, наш английский приятель. Понял, что уже не уйти от нас, вот и покончил все счеты с жизнью. Видимо, имел соответствующие инструкции — на такой пиковый расклад…

Предварительно надев рукавицы, они вынесли тело англичанина из кареты, стараясь не прикасаться к фарфоровому пузырьку, крепко зажатому в ладони мертвеца.

— Скалится-то как! — непроизвольно поморщился Волков. — А глаза-то — чисто из стекла сделаны, право…

— Никита, иди быстро сюда! — громко позвал Егор Апраксина. — Обыщи тщательно ворога сего! Только сначала пузырек вытащи из его кулака и выбрось — куда подальше! Да и тряпкой любой оботри англичанину лицо и одежду, тряпку эту тоже выброси, закопай поглубже в снегу…

— Командир! — долетел из кареты взволнованный голос Волкова. — Вот он, сундук! Спрятан был под задним сиденьем, тяжелый…

Два дюжих драгуна — не без труда — вытащили наружу громоздкий прямоугольный сундук, в крышке которого было насверлено с десяток аккуратных дырок.

— Не открывается! Заперт, так его растак! — огорченно ругнулся Волков.

— Господин генерал-майор! — взволнованно доложил Апраксин. — Возьмите ключ! Висел на шее у этого толстого борова, на серебряной цепочке. Вдруг да подойдет…

Егор взял из рук поручика маленький бронзовый ключик, вставил его в замочную скважину, расположенную в верхней доске лицевой стороны сундука, повернул несколько раз, ухватился рукой за чугунную скобу на крышке, потянул вверх. Крышка медленно заняла вертикальное положение.

— Ох ты, царевич! — испуганно выдохнул Волков. — Живой ли?

На дне сундука, скорчившись и неловко зажав ладони рук между коленями, лежал царевич Алексей.

— Вынимайте! — скомандовал драгунам Егор. — Да осторожнее, вы, костоломы! Не повредите мальцу что-нибудь… Вот сюда кладите, прямо на снег! — склонился над мальчишкой, торопливо расстегнул его камзол, припал ухом к худенькой груди, через полминуты широко улыбнулся и радостно объявил: — Живой! Бьется — сердечко…

Василий слегка похлопал царевича по щекам, зачем-то сильно подул в его приоткрытый рот, обеспокоенно и жалостно зашептал: