Валькуру казалось, что он попал на один из тех жутких аттракционов, вызывающих одновременно ужас и экстаз, страх смерти и острое ощущение жизни, когда толком и не знаешь, как отделить одно от другого. Несколько дней назад в этом номере умирал Метод. А сегодня здесь смеялась маленькая девочка, глядя, как на стене играют тени, падающие от рук Жантий, которые она сплетала в причудливые фигуры. Этой ночью в нескольких сотнях метров отсюда такие же девочки, как и она, потеряют родителей под свист мачете и глухой звук масу. Казалось, что все это взаимосвязано и неизбежно, вписано в здешний распорядок жизни. Смех малышки и радость Жантий, в которой проснулся материнский инстинкт, снова вселяли надежду. Еще час назад, покинув кабинет генерала, ему хотелось бежать. А сейчас он лихорадочно писал в своем блокноте: «Заблуждение… думать, что это неизбежно, что это в природе общества, страны, людей… Не видеть, что всего несколько человек принимают решения, влекущие за собой всплеск насилия, а если они его не планируют, то создают все необходимые условия для него… Рассмотреть подробней пример СПИДа, являющегося следствием бедности… Разведенные женщины, вынужденные заниматься проституцией от случая к случаю, чтобы прокормить детей, потому что у них не может быть ни земли, ни дома… Невозможно, чтобы единственной причиной тому стало пресловутое сексуальное поведение жителей Африки, хотя это один из факторов… Написать историю страны, рассматривая ее сквозь призму истории Жантий и ее семьи… Отметить потворство международных гуманитарных организаций коррупции…». Жантий спросила, что он пишет.

– Я возвращаюсь к своей профессии: стараюсь сказать о том, что прячется за чудищами, карикатурами, символами, знаменами, униформой, громкими заявлениями о благих намерениях, усыпляющими нашу бдительность. Пытаюсь назвать имена настоящих убийц, засевших в президентском дворце и французском посольстве. Это как раз они составляют списки и рассылают директивы, финансируют операции и раздают оружие.

– И ничего нельзя сделать? - робко спросила Жантий.

– Можно, но этого так мало. Нужно, покуда возможно, не уезжать, наблюдать, обличать, свидетельствовать. Сохранить в памяти Метода, Сиприена, оставить записи для тех, кто придет после.

Он будет писать для тех, кто захочет читать, говорить с теми, кто будет его слушать, пусть даже в пол уха, и точка, Стучаться в двери посольств и дипмиссий он больше не станет, никаких обличительных обращений к нынешним властям и правосудию. Все это лишь бесполезная суета, которая, возможно, успокаивала его совесть, но подвергала опасности то единственное государство, которое он еще способен был спасти: двух его женщин.

В дверь постучали в тот момент, когда Жантий, улыбаясь, сказала ему:

– А ты напишешь о любви, чтобы я узнала побольше…

– О любви я знаю не больше твоего.

Молодой человек, обливающийся потом в своем синем костюме, накрахмаленной рубашке и старомодном нейлоновом галстуке, скорее всего, был новичком в этом цирке под названием Кигали и наверняка канадцем, которого перед отправкой в командировку в Руанду не предупредили, что здесь жарко. Жан Ламарр извинялся за причиненное беспокойство. Он пытался дозвониться, но было занято. Ему нужна помощь Валькура, причем срочно. Жан Ламарр носил очки в черной оправе, которые были слишком тяжелы для его маленькой головы и слишком внушительны для столь мелкого посольского чиновника, который к тому же выглядел так, словно готов проситься домой, столкнувшись с неразрешимой проблемой. Он путано объяснял, что приехал сюда позавчера, что его багаж еще не прибыл из Момбасы, что канадское посольство оставили на него из-за турнира в гольф-клубе, Он сожалел, что не пришел вчера поприветствовать господина Валькура, столь выдающегося члена канадского сообщества в Руанде, ведь ко всему прочему именно Ламарр будет заниматься в посольстве связями с прессой, а господин Валькур - известный журналист, чьи репортажи он видел по телевизору, чьи статьи читал в газетах. Малышка, начавшая хныкать еще до прихода молодого дипломата, сменила тактику, перейдя на крик. Простой и понятный язык. «Хочу есть, очень хочу есть», - ревела кроха, у которой не было имени, потому что Сиприен не удосужился представить ее тем, кто станет ее новой семьей.

«Это ваша дочь?» - не удержавшись, спросил Жан Ламарр, слыша сотрясающие стены крики, которые были слышны даже внизу и беспокоили беззаботных посетителей бассейна, лениво рассекающих водную гладь. «Да, это моя дочь… А это моя жена Жантий». Жантий чуть не упала в обморок, услышав, что она жена Валькура и теперь они все одна семья.

– Я получил вызов из морга БЦК. Я не знаю, что такое БЦК. Меня попросили явиться на опознание тела канадского гражданина, некоего монаха Франсуа Кардинала, которого, по словам полиции, убили грабители. Я прошу вас пойти со мной на опознание. В жандармерии, куда я звонил, сказали, что вы его хорошо знали.

Нет, Валькур знал Кардинала не так уж хорошо, но вполне достаточно, чтобы опознать его тело. «Кстати, БЦК - это Больничный центр Кигали». Скрепя сердце Валькуру пришлось покинуть единственную страну, которую он поклялся спасти. Хотя только накануне он решил, что больше не будет вмешиваться в судьбы Руанды. Кроха принялась вопить пуще прежнего. «Ей обязательно надо дать имя», - уходя, подумал Валькур. Жантий держала ее на руках, толком не зная, что делать - так внезапно она стала супругой и матерью, хотя всего лишь раз занималась любовью с мужем, а отца своей дочери Вообще видела каких-то несколько минут. Она, зала ребенку свою крепкую и острую грудь в надежде, что появится хоть капля какой-нибудь жидкости, Детей здесь кормят грудью до двух-трех лет. Губы и режущиеся зубы крохи мгновенно узнали сосок. Плач сразу же прекратился. Но, к великому разочарованию малышки, грудь не дала ни капли молока, зато, к великому удовольствию Жантий, доселе не знавшей подобных ласк, соски ее стали твердыми, о чем она не преминула рассказать Валькуру, когда тот вернулся. Наверняка тело хранило и другие секреты, тонкости которых Жантий пока не знала, ведь их никто еще не исследовал с той тщательностью, с какой кроха теребила ее соски. Ребенок оставил бесполезную грудь и снова принялся кричат. Жантий открыла баночку пюре для младенцев, но ребенок недовольно поморщился. Малышка признавала только грудь матери. Жантий пошла к Агате. Среди ее девушек уж точно найдутся кормящие, или в крайнем случае кто-нибудь одолжит ей бутылочку. В парикмахерском салоне все девушки, у которых молока было с избытком, наперебой вызывались в добровольцы. Чтобы никого не обидеть, Жантий предложила кормить по очереди, и это предложение было встречено с огромным энтузиазмом, аплодисментами и радостными криками. А по ночам в дело пойдет бутылочка.

Для молодого дипломата это было первое назначение. Сегодня он собирался присмотреть дом для себя и своей беременной жены, которая была на седьмом месяце, и непредвиденный визит в морг нисколько его не радовал.

– Вот что значит, месье, быть дипломатом в Руанде и не играть в гольф. Скорей учитесь играть в гольф. Иначе вам не отделаться от подобных поручений. После морга последуют похороны, первый камень в основание дома, который разрушат еще до того, как закончат строить, урок французского в школе, реконструкцию которой оплатила Канада, и плюс ко всему разглагольствования вокруг бассейна, чтобы ваши руандийские друзья могли понять, какую финансовую ниточку канадского клубка субсидий вы держите в своих руках.