фотопортрет одного ленинградского протоиерея (Бориса Николаевского), умершего в 1954 году. И книга под названием «Духовные беседы»: его проповеди, беседы, воспоминания об о. Борисе духовных чад.

Почему мне дали это? Какое отношение я имею к протоиерею, почившему полвека назад?

Может быть, Господь прояснит со временем. Во всяком случае, я стал молиться об упокоении его души.

Вот один случай из этой книги.

Отец Борис дружил с Евгением Поселяниным[3], известным духовным писателем. В 1930 году Поселянин был арестован, и о его судьбе никто не знал. Однажды, в 1931 году, отец Борис совершал во время Всенощного бдения каждение в храме. Видит на клиросе своего друга. Обрадовался, думал, что того отпустили. Но когда о. Борис подошел ближе, Евгений раскрыл свой пиджак и показал на груди пулевые отверстия. Отец Борис мысленно спросил: «Когда?» Поселянин указал на икону Трех Святителей. Действительно, впоследствии узнали, что Е. Поселянин был расстрелян 12 февраля, в день Трех Святителей…

Отец Борис очень усердно молился за усопших. Их имена он записывал в помянники и во время богослужения, в алтаре, полностью их прочитывал. По воспоминаниям схимонахини Евстафии, когда она навестила больного о. Бориса незадолго до его кончины, он сказал ей:

– Катенька, вот я сижу, а покойнички идут, идут… кланяются и благодарят меня за молитвы…

…

Св. Иоанн Златоуст рассказывает о беседе со своим учителем, знаменитым ритором Либанием: «Желая узнать, по обыкновению, от окружавших его, кто я таков, и услышав от кого-то, что я сын вдовы, он спросил меня о возрасте моей матери и о времени ея вдовства. И когда я сказал, что ей сорок лет от роду и что двадцать лет уже прошло, как она лишилась моего отца, он изумился, громко воскликнул и, обратившись к присутствовавшим, сказал: “Ах! какие у христиан есть женщины!”». Так сказали про мать св. Иоанна Златоуста, а про нас подобное можно сказать?

21 декабря. Умер новорожденный малыш, наш Паисий, окрещенный так в честь любимого афонского старца. Здесь удобнее молчание…

2005

На время моего священства выпала честь окормлять последнее поколение людей, заставших Великую Отечественную войну и блокаду.

Многие приходят на исповедь и приносят грехи, мучившие их шесть десятилетий. И вот только сейчас получают от Бога прощение и утешение своей душе.

Во время блокады моим нынешним прихожанкам было по 10–20 лет.

И вот уже в XXI веке, перед Крестом и Евангелием, оживают реалии более чем полувековой давности.

Старушка. Когда началась война, ей было 12 лет. Папа с фронта чудом передал продуктовую посылку. Соседка по коммунальной квартире выкрала половину посылки, вторую половину они сохранили и экономно ели. И вот однажды в дверь стучит соседка по подъезду. Она умирает от голода (через день действительно умерла) и умоляет дать ей перед смертью полизать пустую консервную банку. Хоть запах еды. Девочке жалко и соседку, и банку. Она плачет и не открывает. Соседка поскреблась, поплакала и ушла к себе умирать.

И вот уже 60 лет эта женщина оплакивает свою детскую жестокость и жадность…

Спрашиваю сотрудника нашего храма:

– Как вы пережили блокаду? (Он был маленьким мальчиком.)

– Да как… Мама говорила: «Сынок, тебе повезло. Прости, но мы тебя чудом не съели».

Прихожанка:

– Во время бомбежек мы в этом соборе (Троицком Измайловском. – Свящ. К. П.) прятались.

– Так собор же мог рухнуть, и вы бы погибли…

– А вот у всех вера была, что Бог не допустит, чтобы в собор попала бомба. И многие люди здесь сидели.

Спрашиваю:

– Как выжили в голод?

– Мама работала учительницей, это и спасло. С нами в школе жили дети, у которых умерли родители. Мы жили в школе, спали все вместе, двадцать человек детей, обнявшись, и так не умерли от холода. А питались так: мама от каждого кусочка хлеба отщипывала, все это мы клали в кастрюлю и варили. У нас было и первое – похлебка из вареного хлеба, и второе – кусочек хлеба.

Таксист везет меня в храм и говорит:

– Надо бы тоже зайти и причаститься… Лет пятьдесят в церкви не был. Я ведь у Никольского всю блокаду прожил. И каждый день меня бабушка вела в собор, и там поп мне давал сладкую крошечку хлеба с вином. Очень мне это нравилось. Холод, страшный голод, а там огоньки, поют и крошечка хлеба со сладким вином…

В страшной блокадной теме есть и курьезные моменты. Один мужчина спросил меня после службы:

– Батюшка, когда по учению Церкви начинается человеческая жизнь: с рождения или с зачатия?

– Конечно, с момента зачатия, – ответил я.

– Ага! – воскликнул мужчина. – Вот и я пытаюсь уже много лет доказать чиновникам, что я должен получать льготы блокадника. Я в это время был зачат.

…Поэтому в Петербурге, если у панихидного столика помещена молитва за усопших, почти всегда в ней есть слова: «И всех, во дни блокады во граде сем от глада и хлада скончавшихся и от ран погибших…»

…

Наша приемная дочь Катя имела очень большие проблемы с учебой и поведением в школе. Из-за этого ей пришлось уже сменить три школы. И вот она попадает в третью школу, и здесь впервые у нее складываются отношения с ребятами. И мы очень не хотели бы забирать ее из этой школы.

Придя на родительское собрание в сентябре, с изумлением вспоминаю, что это та самая школа, которую я освящал пять лет назад. И вот теперь меня вызывают к директору и объявляют, что из-за плохой успеваемости и поведения Катю исключают из школы. Спрашиваю директора:

– Вы меня не узнаете?

– Нет.

– Я освящал вашу школу пять лет назад.

Директор всматривается, восклицает:

– О! Теперь я вас узнала. Конечно, мы должны Катю еще потерпеть.

Из этого я сделал вывод: Господь знал обо всем этом и промыслительно устроил все как лучше еще задолго до того, как мы взяли Катю. Поистине волос с головы не упадет без Его воли.

…

Купили велотренажер. И вот, когда заносил его в комнату, из иконного угла, сорвавшись со стены, упала на пол икона св. великомученика Пантелеймона. Что это? Эта икона висела на своем место долгие годы и вот… Может быть, это знак, что прежде всего нужно в отношении своего здоровья уповать на Бога, а не на тренажеры?..

…

Одна женщина, наша прихожанка, дошла до крайней степени отчаяния от того, что ничего в жизни ее и детей не получается, не складывается. И вот однажды ей