Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мила Васкес, — произнесла она в трубку.
— Приветствую вас. Это Стерн… Доктор Гавила хочет вас видеть.
— Меня? — удивленно, но и с некоторой долей гордости в голосе спросила девушка.
— Да. Мы уже направили к вам своего сотрудника. Он скоро за вами заедет.
— Хорошо. — Мила была в недоумении. Стерн больше ничего не добавил. Тогда девушка осмелилась спросить: — Есть какие-нибудь новости?
— Александр Берман кое-что утаил от нас.
Борис пытался настроить навигатор, не сводя с дороги глаз. Мила молча смотрела прямо перед собой. Гавила сидел на заднем сиденье с закрытыми глазами, уткнувшись лицом в помятое пальто. Все трое направлялись в дом сестры Вероники Берман, где женщина скрывалась от журналистов.
Горан пришел к убеждению, что Берман попытался от них что-то скрыть. Основанием к этому послужило оставленное на телефонном автоответчике сообщение:
«Э-э… Это я… Э-э… У меня мало времени… Но я все равно хочу сказать, что сожалею… Я сожалею обо всем… Я должен был сказать тебе раньше, но не сделал этого… Попытайся простить меня. Это — только моя вина…»
Было установлено, что этот звонок Берман сделал, находясь в камере предварительного заключения поста транспортной полиции, приблизительно в тот самый момент, когда был обнаружен труп маленькой Дебби Гордон.
Горан неожиданно задумался над тем, почему человек, оказавшийся в ситуации Александра Бермана — с трупом в багажнике и с намерением покончить с собой любым подходящим способом, — сделал подобный звонок жене.
Серийные убийцы не просят прощения. Если они делают это, то только потому, что хотят оставить о себе иное впечатление; именно в этом и заключается их искаженная сущность. Их цель — спутать все карты, усилить дымовую завесу таинственности, их окружающую. Но с Берманом, кажется, все совсем по-другому. В его голосе чувствуется какая-то торопливость. Ему нужно довести до конца какое-то дело, пока еще не слишком поздно.
За что просил прощения Александр Берман?
Горан был убежден, что это касалось только его жены и их внутрисемейных отношений.
— Доктор Гавила, пожалуйста, повторите еще раз…
Горан открыл глаза и увидел повернувшуюся к нему Милу.
Она пристально смотрела на него в ожидании ответа.
— Похоже, Вероника Берман что-то скрыла. Это, вероятнее всего, и было причиной разногласий между ней и мужем. По-моему, он хотел попросить прощения за это.
— Но почему эта информация так важна для нас?
— Я не знаю, так ли это на самом деле… Но человек в его ситуации не стал бы тратить время на разрешение обычной семейной ссоры, если за этим не стоит иная цель.
— И какой, по-вашему, она должна быть?
— Возможно, его жена не осознает всего, что ей известно.
— И он этим звонком захотел скрыть эту ситуацию, чтобы не позволить нам вникнуть в ее суть. Либо, наоборот, сообщить нам об этой подробности…
— Да, именно об этом я и думаю… Вероника Берман вплоть до сегодняшнего дня активно сотрудничала с нами, и наверняка у нее нет никакого повода скрывать что-либо, если только, по ее мнению, эта информация не имела бы ничего общего с обвинениями, выдвинутыми в адрес ее мужа, и касалась бы только их двоих.
Теперь Миле все было предельно ясно. Интуиция криминолога не могла примириться со всеми обстоятельствами, всплывавшими в ходе расследования. И сначала он отрабатывал все версии. Именно поэтому Горан еще не высказал своего мнения Роке.
Они надеялись извлечь из встречи наиболее существенные подробности. Эту неформальную беседу, как эксперт по проведению допросов свидетелей и информированных лиц, должен был вести Борис. Но Горан решил, что только он и Мила пойдут на встречу с женой Бермана. Борис согласился с такой постановкой вопроса, словно это был приказ вышестоящего лица, а не гражданского советника. Но вместе с тем он чувствовал враждебность по отношению к Миле, не понимая причин ее присутствия на допросе.
Мила почувствовала возникшую напряженность, хотя и сама, по правде сказать, не понимала оснований, подвигших Горана выбрать для этой цели именно ее. Борису не оставалось ничего иного, как проинструктировать девушку относительно правил ведения беседы. Как раз этим он и занимался до того момента, как связался с навигатором, пытаясь разыскать требуемый адрес.
Мила размышляла над замечанием Бориса, сделанным им во время обыска, в тот самый момент, когда Стерн и Роза давали характеристику Александру Берману.
«Я в растерянности. Все слишком „чисто“».
Не очень-то верится в такую безупречность. Она словно нарочно кем-то придумана.
«У всех есть свои секреты, — повторила она про себя. — Даже у меня».
Всегда есть что скрывать. Отец девушки говорил ей, когда она была совсем маленькой: «Мы все ковыряемся в носу. И пусть мы делаем это втайне от других, но все равно делаем».
Тогда в чем же заключался секрет Александра Бермана?
Что было известно его жене?
Как звали девочку под номером шесть?
Они приехали почти на рассвете. Это была деревушка, расположенная позади небольшого собора, стоящего в непосредственной близости от места, где перегороженное плотиной русло реки делало изгиб, с домами, отражавшимися в речной глади.
Сестра Вероники Берман жила в квартире над пивным баром. Роза Сара по телефону предупредила ее о предстоящем визите. Как и предполагалось, женщина была совсем не против: в ее поведении не чувствовалось никакой недосказанности. Предварительный звонок был нужен прежде всего для того, чтобы отринуть саму мысль о том, что ей предстоит присутствовать при допросе. Но Вероника Берман не была заинтересована в мерах предосторожности спецагента Розы Сара и, вероятно, согласилась бы даже на третью стадию.
Женщина встретила Милу и Горана около семи часов утра, в домашних тапочках и халате. Она проводила их в гостиную с балками под потолком и инкрустированной мебелью и предложила им только что сваренный ею кофе. Мила и Горан уселись на диване, а жена Бермана, с потухшим взглядом человека, который не в состоянии ни спать, ни плакать, села на краешек кресла. Она сжала руки под грудью, и по этому жесту Горан понял, что женщина явно напряжена.
Комната была освещена теплым желтым светом, падавшим от лампы под старым шелковым абажуром, а аромат декоративных цветов на подоконнике добавлял уюта этому интерьеру.
Сестра Вероники Берман подала им кофе, а затем унесла обратно пустые чашки. Оставшись наедине, Горан попросил Милу начать разговор. Вопросы, обращенные к женщине, требовали большого такта. Мила все это время неторопливо пила кофе, наслаждаясь его вкусом. Она хотела, чтобы Вероника полностью расслабилась, и только потом собиралась приступить к разговору. Борис предупредил девушку: в некоторых случаях достаточно одной неудачной реплики для того, чтобы собеседник замкнулся и перестал сотрудничать со следствием.