Русская морская пехота одними только своими карабинами могла своих противников просто задавливать огнём. Превосходя их по боевой скорострельности в несколько раз. Про удобство и разворотистость более компактного и удачнее сбалансированного оружия и речи не шло: просто несопоставимо.

А ведь там были ещё и лёгкие карабины Маузера, разработанные собственно германским оружейником для нужд России… и выпускались они на российском заводе этого дельца, для них и построенном. Это оружие – вариант самозарядного пистолета С96. Ему сделали нормальный откидной приклад, цевьё, переднюю ручку и быстросъёмный магазин. Ну и приспособили под патрон .360 Mars[62], сделав куда мощнее и действеннее, чем оригинальный пистолет…

Контратаки у немцев не получались, раз за разом натыкаясь на категорическое огневое превосходство. Они в таких вылазках получали словно лопатой по лицу – настолько сокрушительным был плотный огонь русской морской пехоты. Тяжёлой и вооружённой до зубов.

А спустя три часа после начала штурма Пиллау, от Кёнигсберга подошла целая пехотная бригада для парирования действия русских. То есть говоря по-простому, пытаясь сбросить их в море.

Но тут же, буквально с ходу, столкнулись с другой стороной этой пресловутой «тяжести» морской пехоты России – насыщенностью коллективным оружием. Если ручные пулемёты работали на штурме, то станковые стояли в обороне, как и 37‐мм гранатомёты и 60‐мм миномёты.

Более того, их уже подпирали 65‐мм и 92‐мм десантные гаубицы, сделанные на основе горных орудий. А это уже очень серьёзно. Крайне серьёзно. Потому что немцы планировали ударить как можно скорее и перебрасывали железнодорожными составами просто пехоту. Лёгкую. Как и всегда. Просто мужиков в шинелях с винтовками в руках. Много ли такие могут навоевать? Если против таких же, то почему нет? Вполне действенное средство. Но здесь, увы, им пришлось столкнуться с пехотой совсем другой эпохи: для неё такие вот противники просто корм… обычный корм…

Чуть попозже, когда удалось подавить все противокорабельные батареи в основании линии укреплений, в дело вступили эсминцы и корветы. Это окончательно переломило ход боя с германской пехотной бригадой в нужную сторону. Всё-таки 127‐мм и 152‐мм орудия – весомый аргумент в любом сухопутном споре. Тем более – применённые в таком количестве.

Командование в Кёнигсберге попыталось усилить давление. Но безрезультатно. Его пехотные части просто не смогли пробиться через кордон тяжёлой морской пехоты, поддержанной лёгкими силами флота. Так, несолоно нахлебавшись, им пришлось отойти и начать спешно копать траншеи, подготавливая оборонительные позиции.

К вечеру окончательно всё закончилось и на укреплениях косы.

Дольше всего немцы держались в центральном бункере и на артиллерийских складах. Самые хорошо укреплённые и продуманные комплексы. Их нельзя было просто взять и «продуть» огнемётом или закидать гранатами. Даже тяжёлой корабельной артиллерией не вскрыть просто так из-за слишком толстых железобетонных перекрытий.

Поэтому командование корпуса морской пехоты привлекло своих технических специалистов для решения этой задачи. И те не придумали ничего лучше, как организовать обычное выкуривание газом.

Они притащили с кораблей баллоны с углекислым газом: он там использовался для систем пожаротушения в отсеках с автоматическими жидкостными котлами высокого давления. И начали просто его стравливать. Углекислый газ в полтора раза тяжелее воздуха. Поэтому он стелился по земле и, легко проникая в щели, затекал в бункер через вентиляционные отверстия. И там опускался вниз… всё ниже и ниже… вытесняя кислород.

Сначала задохнулись те, кто закрылся в главном подземном хранилище артиллерийских боеприпасов. А потом и те, кто защищал центральный бункер. Что позволило уже ближе к вечеру взорвать двери и начать вентиляцию помещений. Не очень красиво. Да. Но что поделать? Цель ведь была не благородство проявить, а захватить наиболее укреплённую косу в мире. И так или иначе, но большинство защитников всё равно погибло бы…

Тем временем в Фришский пролив начали входить морские силы Российского Императорского флота. Для этих нужд из Вислы перебросили часть флотилии бронекатеров, а из-под Данцига все тяжёлые мониторы. И вот они, под прикрытием эсминцев и корветов, начали продвижение внутрь акватории.

Конечно, им попытались помешать. Но силы были слишком не равны, поэтому с утра 340‐мм орудия тяжёлых мониторов открыли огонь по укреплениям Кёнигсберга. Что означало одно: город обречён.

Это там, в Данциге, у русских просто не было сил для штурма, потому что армия была вынуждена прикрывать довольно широкий фронт ограниченным контингентом войск. А здесь, в Кёнигсберге, армия была всецело сосредоточена против крепости. И начало массированного обстрела укреплений носило не только психологический характер, но и военно-тактический.

Одновременно с этим над городом стали нон-стоп барражировать дирижабли, непрерывно поливая его многими тоннами либо флешетт, либо бомб. Флешетты больше просыпались на центральную часть города, стремясь увеличить нервозность и количество жертв в личном составе. А бомбы сбрасывались на укрепления, куда мониторы или не доставали, или им было не до того. Причём не только «пятисотки» летели вниз, но и «подарки» более увесистого формата – те же «двушки» и даже «десятки». То есть двух- и десятитонные бомбы с колоссальной разрушительностью. Просто чудовищной. Совершенно ни с чем не сравнимой. Тем более что их сбрасывали не по одной штуке, а сразу заходом, вываливая на позиции до сорока-пятидесяти тонн таких чушек…

Крепость Кёнигсберга затрещала по швам, норовя развалиться без всякого штурма…

Герра майора кто-то потянул за шкирку, вытаскивая из завала. Откатил куда-то и перевалил на спину. Тот кое-как протёр глаза и… заорал самым что ни на есть истошным голосом. И было с чего. В сумраке бункера на него смотрели оскалившиеся белые зубы и глаза, словно зависшие в воздухе.

– Сашка, ну тебя к чёрту! – произнёс его напарник. – У трёх последних разрыв сердца. А скажут – скажут! – что мы их тут сапогами забиваем насмерть.

– Да чего они такие малахольные? – на неплохом русском, почти без акцента, произнёс негр.

– Кто же их знает? – пожав плечами, ответил морпех из Рязани своему сослуживцу, рождённому где-то на берегах озера Виктория.

– Зулу? – наконец, прооравшись, выдавил из себя герр майор.