Я начал с ними играть, и вначале все шло хорошо, а потом Иззи взял и вышел на второй песне. Теперь я знаю, что бегство – его защитный механизм, который срабатывает, если ему что-то не нравится: он никогда не устраивает из этого сцен, просто молча уходит и не оглядывается. Очевидно, Иззи понятия не имел, что я там делаю, и ему не понравилось, что Аксель выгнал Криса Уэбера, не посоветовавшись и даже не поставив его в известность.

Позднее, когда мы стали хорошими друзьями, я спросил Иззи о том случае. Иззи всегда сохранял ауру хладнокровия; он никогда не раздражался и не терял бдительности. Но когда я спросил его об этом, он смерил меня ужасно серьезным взглядом, так что в его искренности я не сомневался.

– Все чертовски просто, – сказал он. – Просто я не люблю, когда мне диктуют условия, ни при каких обстоятельствах.

Как бы там ни было, тогда он вышел из себя. А я оказался в центре этой ситуации, ничего толком не понимая. Когда Иззи ушел, повисла неловкая пауза… а потом мы просто продолжили играть.

Я даже не знал, что вокруг этого движения был еще один концентрический круг напряжения, который и привел меня туда: они соревновались за группу с Трейси Ганзом. Он уже довольно давно пытался переманить Акселя и Иззи. Вряд ли Ганз пришел бы в восторг, узнав, что они выбрали меня, а не его. Я понятия не имел обо всем этом, а даже если бы и знал, мне было все равно. Наконец-то, наконец-то я оказался в группе с отличным вокалистом – да и вообще в группе с вокалистом.

Аксель провел мозговой штурм на тему того, как собрать правильную группу, и подумал, что мы с Иззи составим отличную пару, но, так как они ни разу не обсудили этот проект перед тем, как Аксель собрал нас всех вместе, оказалось, что теперь я здесь, а Иззи нет. Группа Hollywood Rose, насколько я знал, состояла из Акселя, Стива Дэрроу, Стива Адлера и меня. Мы договорились выступать в ресторанах «Мадам Вонг» на востоке и на западе и репетировали в студии под названием «Шемрок» на бульваре Санта-Моника между Вестерном и Гоуэром. Это было невероятное место, где могло произойти все, что угодно. Так как оно находилось далеко за Восточным Голливудом, там и правда могло случиться всякое, при этом не привлекая внимания полиции. В комплексе было три студии, и владельцы устраивали безумные вечеринки каждые выходные, где все вечно слетали с катушек.

Слэш играет с группой Hollywood Rose, басист Стив Дэрроу слева. Слэш занимается битбоксом

За это время мы с Акселем подружились, потому что он какое-то время жил у нас дома. Дело не в том, что мы родственные души: у Акселя тогда не было жилья, и он ночевал у кого придется. Когда Аксель жил с нами, то целыми днями спал в моей подвальной комнате в окружении змей и кошек, пока я был на работе. По возвращении домой я его будил, и мы шли на репетицию.

За это время я многое узнал об Акселе. Мы болтали о музыке и о том, что нам в ней нравится. Слушали какую-нибудь песню и разбирали ее, и было ясно, что у нас много общего с точки зрения музыкального вкуса. Мы оба уважали группы, которые оказали на меня большое влияние.

Еще Акселю нравилось говорить о жизни как о своей, так и о жизни вообще. Мне рассказать было особо нечего, но я всегда умел слушать. Поэтому он рассказал мне о своей семье и о трудных временах, которые пережил в Индиане. Это было где-то за полмира от всего, что я мог понять. Уже тогда Эксл поразил меня тем, чем продолжает впечатлять всю жизнь: кто бы что ни говорил о нем, сам он всегда был жестоко честен. Его версия событий может быть по меньшей мере странной, но правда в том, что он верит в то, что говорит, и вкладывает в это больше души, чем все, кого я знаю.

Неудивительно, что, когда Эксл жил у нас дома, все не всегда шло гладко. Как я уже упоминал, моя комната находилась далеко от гостиной, на два этажа ниже, под гаражом. По большей части Аксель сидел в одиночестве у меня в комнате в мое отсутствие, но однажды утром, когда я ушел на работу, он, очевидно, забрел наверх и приземлился на диван в гостиной. В других семьях это, возможно, и не имело бы такого большого значения, но в нашей имело. Моя бабушка, Ола-старшая, была нашим матриархом, а этот диван был троном, с которого она каждый день смотрела свои любимые телепередачи. В тот момент, когда она пришла насладиться своими ежедневными передачами, она увидела, что на диване во весь рост растянулся Эксл, и вежливо его разбудила. Своим нежным старушечьим голоском бабушка попросила его спуститься вниз, в мою комнату, где он сможет спать сколько захочет. Но что-то пошло не так: насколько я понял, Эксл велел моей бабушке отвалить на хрен, а затем убежал вниз в мою комнату, – по крайней мере, мама так сказала.

Когда я вернулся с работы, мама отвела меня в сторонку и со всем добродушием объяснила, что если Эксл собирается прожить у нее в доме еще хотя бы один день, то должен извиниться перед ее матерью и пообещать больше никогда так себя не вести. Я обязан был это передать, хотя тогда мне не казалось это таким уж большим проступком.

Мама обычно одалживала мне свой зеленый «Датсун 510», и, когда в тот вечер мы с Экслом поехали на репетицию, я постарался как можно мягче сообщить, что ему, вероятно, стоит извиниться перед Олой-старшей за то, что он послал ее на хрен. Я знал Эксла не так давно, но уже достаточно хорошо, чтобы понять, что он чувствительный, замкнутый человек с серьезными перепадами настроения, поэтому я тщательно подбирал слова и излагал проблему в беспристрастном, объективном тоне. Пока я говорил, Аксель смотрел в окно, а потом начал раскачиваться взад-вперед на пассажирском сиденье. Мы ехали по бульвару Санта-Моника со скоростью около шестидесяти пяти километров в час, как вдруг он открыл дверцу машины и выпрыгнул, ни слова не сказав. Он споткнулся, слегка подпрыгнул и остался стоять на тротуаре, даже не упав. Он поймал равновесие и, не оглядываясь, помчался по боковой улице.

Я был потрясен. Развернувшись, я поехал назад и искал его целый час, но так и не нашел. В тот вечер он не вернулся к нам домой и еще четыре дня не приходил на репетицию. На пятый день он как ни в чем не бывало заявился в студию. Он нашел, где поспать, и больше никогда не говорил об этом. С того момента мне стало совершенно ясно, что у Акселя есть несколько личностных черт, которые очень сильно отличают его от всех остальных людей, встречавшихся мне в жизни.

Последний концерт группы Hollywood Rose проходил в «Трубадуре» и закончился очень эпично. Весь вечер прошел так, словно все встали не с той ноги, – несколько раз что-то шло далеко не по плану. Мы начали играть с опозданием, звучали ужасно, зрители шумели и не слушали, и, как бы мы ни старались, изменить эту атмосферу так и не смогли. Какой-то урод в первом ряду все время задирал Акселя, и тот вскоре вышел из себя. То ли он швырнул в парня стакан, то ли разбил ему бутылку об голову – да не важно, но это была подходящая иллюстрация еле сдерживаемого разочарования музыкантов в том вечере. Пока я смотрел, как тот парень все больше и больше достает Акселя, я настолько сильно отвлекался, что решил уйти из группы сразу же по окончании концерта. Каждый раз, как Аксель из-за него раздражался, мне казалось это знаком, что вселенная подтверждает мое верное решение.