– Ты с ума сошел. Из-за тебя старейшины будут нами недовольны, и…

Больше Рыжий Волк ничего сказать не успел, потому что неожиданно кто-то схватил его за шею и отшвырнул на несколько футов, а через мгновение рядом приземлился Собачьи Глаза. Оба индейца сели и испуганно уставились на своего разъяренного собрата – Буйного Духа.

Сэм перестала кричать и тоже воззрилась на огромного незнакомца, который появился так внезапно. Ей сразу же бросилось в глаза его отличие от первых двух индейцев: голова не обрита, и на ней нет такого, как у них, гребня полос – густая черная шевелюра ниспадает на плечи. В быстро сгущающихся сумерках Сэм не могла разглядеть его лица, тем более что оно было покрыто разноцветными полосами краски. Но она ясно видела, что он великолепно сложен, с мощными руками и мускулистой грудью. Кожаные штаны, такие же, как и у остальных индейцев, плотно облегали твердые мышцы бедер. Пояс был слегка приспущен, открывая узкую дорожку волос, исчезающую внизу. Передника, прикрывающего чресла, каковой имелся у других индейцев, на нем не было.

Он наклонился к Сэм и поднял ее; при этом его волосы не упали на лицо, потому что были схвачены на лбу тонкой, расшитой бисером полоской кожи. Без единого звука он перекинул Сэм через плечо и двинулся вперед. Рыжий Волк и Собачьи Глаза молча смотрели ему вслед.

Сэм наконец стряхнула напавшее на нее оцепенение и мысленно выругала себя за неуместную кротость. Каким бы мощным ни казался этот человек, какая бы сила и властность от него ни исходили, это еще не причина, чтобы сдаваться. Лягаясь и молотя его кулаками по груди, она закричала:

– Отпусти меня, выродок, чтоб тебя черти взяли! Я вырежу твое сердце, мерзкий дикарь! Будь ты проклят, будь проклята шлюха, которая тебя родила…

Кейд моргнул и едва заметно покачал головой. Он знал много женщин; некоторые из них происходили из самых низов и умели ругаться не хуже любого мужика. Но он полагал, что невеста Бэлларда принадлежит к культурному слою общества, что она леди, и теперь его поражали непристойности, с такой легкостью слетавшие с ее языка.

Ему хотелось шмякнуть эту девицу об землю и сказать ей, что она грубая, вульгарная стерва, но об этом не могло быть и речи – она должна слышать его голос только в самом крайнем случае. А лучше ей вообще его не слышать. Хоть эта самая Селеста и иностранка и скорее всего до сих пор ни разу не видела настоящего индейца, она быстро смекнет, что Кейд – не чистокровный краснокожий. Так пусть уж думает, что он полукровка, предпочитающий жить в племени. Ни в коем случае нельзя говорить с ней по-английски, иначе впоследствии она может упомянуть этот факт, описывая своих похитителей Бэлларду, и тот сразу обо всем догадается.

Он молча шагал вперед, но тут эта фурия начала царапать своими острыми ногтями его спину. Разъяренный Кейд поставил ее на ноги, скрутил ей руки за спиной и принялся толкать перед собой.

Сэм продолжала изливать на него потоки брани. Слова были ее единственной защитой – она с содроганием думала о том, что скоро окажется в каком-нибудь ужасном месте, среди десятков таких дикарей, как этот индеец, и ее станут жестоко пытать, насиловать, а потом, наверное, убьют или просто оставят одну умирать. Только ругаясь и крича, она могла подавить свой страх.

Когда Сэм перешла на французский, Кейд вздохнул с облегчением. Одно ясно: с этой штучкой надо держать ухо востро. И Джарману Бэлларду придется ох как несладко, когда его женушка будет выходить из себя. Непонятно, почему он вообще выбрал ее себе в невесты, с таким-то лексиконом. Правда, лицом она весьма недурна…

Скрытый за корнями деревьев, обнажившимися во время наводнения, вход в пещеру был совершенно незаметен со стороны. Однако Кейд легко нашел его; он знал, как пробраться сквозь заросли и попасть внутрь, потому что сам обнаружил эту пещеру несколько дней назад. Он сразу понял, что лучшего укрытия для пленницы ему не найти.

Сэм, цепляясь одеждой и волосами за отростки корней, продолжала вопить:

– Что ты делаешь?! Зачем несешь меня сюда? Чтобы спрятать? Разве тебе не хочется, чтобы твои друзья полюбовались на то, как ты смело справляешься с беззащитной женщиной?

Она снова перешла на английский, надеясь, что дикарь хоть немного понимает этот язык.

Кейд заранее принес в пещеру несколько бизоньих шкур, чтобы спать, и немного кухонной утвари. Кроме того, он оставил внутри зажженный факел. Наконец они дошли до прогалины, где одно из деревьев было вырвано с корнем и унесено рекой, и он смог сделать то, чего давно хотел, – шмякнуть эту надменную маленькую сучку об землю.

Сэм тяжело приземлилась и приготовилась уже вскочить на ноги и сражаться изо всех сил, но индеец, догадавшись о ее намерениях, схватил веревку, повалил свою пленницу и, сев на нее верхом, во мгновение ока связал ее по рукам и ногам. Сэм кипела от злости.

– Связывай меня, связывай! Это значит, что пока ты не собираешься меня насиловать. О, будь у меня пистолет, я быстро стерла бы эту самодовольную ухмылку с твоей рожи.

Кейд нарочно не поворачивался к Сэм лицом, чтобы она не увидела его улыбки и не догадалась, что он понимает каждое ее слово.

Он решил больше не затыкать ей рта. Может, в конце концов она охрипнет и потеряет голос. А пока пусть себе кричит, все равно снаружи ничего не слышно, да и вокруг никогда никого не бывает. Именно потому он и выбрал это место. От реки и проплывающих по ней пароходов его закрывали густые ветви, рядом было болото. Только индейцы изредка появлялись в окрестностях для охоты или рыбалки.

Оставив женщину в пещере, Кейд вернулся туда, где его ожидали Рыжий Волк и Собачьи Глаза.

– Если б ты причинил ей вред, Собачьи Глаза, – без обиняков сказал он, – я бы тебя, наверное, убил.

– Я только хотел отрезать немного ее волос, – быстро ответил Собачьи Глаза.

– Что ж, теперь они у тебя есть. – Кейд выхватил у него накидку Сэм. – А теперь убирайся отсюда, покуда цела твоя собственная шевелюра. – Он дернул индейца за волосяной гребень, и Собачьи Глаза пустился наутек. Рыжий Волк последовал за ним.

Кейд не сразу вернулся в пещеру. Пусть у женщины будет время, чтобы немного успокоиться.

Взошла прибывающая луна, и речная рябь засеребрилась. В листьях шелестел легкий ветерок. В шумном сиянии звезды казались мельче, чем обычно; таинственно покачивались темные ветви деревьев, увитые лианами, светлячки кружились в медленном фантастическом танце…

Кейд ничего не имел против одиночества, ему не нравилось быть одному только ночами, потому что ночь была особым временем – временем, красоту и великолепие которого хочется разделить с другим. Возможно, именно поэтому он так привязался к Маленькой Лани и даже влюбился в нее: она была единственным человеком, с которым он наслаждался ночным волшебством. Сколько ночей они лежали рядом под звездами, глядя на Вселенную и поверяя друг другу свои надежды, радости и печали! И хотя оба они были тогда очень молоды, он думал о Маленькой Лани как о своей будущей жене, с которой ему суждено провести всю жизнь. А потом в одну из ночей Маленькая Лань разбила его сердце, признавшись, что любит другого.