Пытаюсь вообразить, как он описывает меня своей гипнотизерше. Элен. Догадываюсь, что называет меня психопаткой. Однажды он даже наорал на меня. Я шла за ним, когда Патрик отправился в ближайший к дому магазин, и вдруг он резко развернулся и зашагал прямиком ко мне. Я остановилась и ждала, улыбаясь. Думала, мы наконец-то сможем нормально поговорить. Но потом, когда он подошел ближе, я увидела, что улыбка у него саркастическая и злобная. Он ткнул пальцем почти в мое лицо и заорал: «Ты сумасшедшая психопатка!»

И это… Ну, понимаете, это могло бы выглядеть забавным при других обстоятельствах, вот только мне показалось, что он хочет меня ударить.

Он был так взбешен, что дрожал с головы до ног.

Вообще-то, я как будто даже желала, чтобы Патрик меня ударил. Мне было нужно, чтобы он меня ударил. Если он никогда больше не собирается меня обнять, то мог хотя бы ударить. Тогда между нами снова возникла бы связь. Плоть против плоти.

Но Патрик этого не сделал. Обхватив голову, он раскачивался, как ребенок, страдающий аутизмом. Мне так хотелось успокоить его, утешить. Ему незачем было так волноваться. Ведь перед ним стояла всего лишь я. Та же самая я, что и прежде. Похоже, он не в силах был этого понять. И я сказала: «Милый».

Он уронил руки, и я увидела, что глаза у него красные и влажные.

Патрик отрезал: «Не называй меня так!» — и тут же ушел. А я осталась стоять на месте, глядя на список новых товаров, приклеенный изнутри к витрине магазинчика — того самого магазинчика, где мы всегда покупали рыбу и жареную картошку в субботние вечера.

Вот так оно и вышло. Теперь я пребываю в постоянной роли сумасшедшей. И Патрик будет думать обо мне как о чокнутой. А прежде он думал, что я забавная шельма, и что у меня прекрасные глаза, и что я одна из самых щедрых людей, каких только ему приходилось встречать. Да, все это он говорил мне и в то время именно так и считал.

Но теперь я просто ненормальная.

Единственный для меня способ перестать выглядеть безумной в его глазах — это исчезнуть из его жизни. Как и ожидается от бывших подруг. Незаметно раствориться в прошлом.

И именно это и доводит меня… до безумия.

* * *

Элен заметила, как в Патрике снова пробудились сомнения — «может, сбежать?» — когда они шли от машины к дверям дома ее матери.

«Ох, бедненький ты мой», — подумала она.

Элен отлично помнила, как она впервые привезла сюда Джона; помнила, как его ленивые глаза с тяжелыми веками оглядывали все вокруг с выражением явного превосходства. А ясные зеленые глаза Патрика метались по сторонам, словно искали возможные пути отступления. А еще Патрик то и дело нервно откашливался.

Для него имело значение то, что подумает о нем мать Элен. Это имело значение для него, а потому и для самой Элен.

Бедняга. Его нервозность вполне понятна. Джон просто был исключением; большинство мужчин сочло бы такую ситуацию пугающей.

Три невероятно элегантные, чрезвычайно уверенные в себе женщины в возрасте слегка за шестьдесят. Все три одинаково держащие кончиками ногтей тонкие коктейльные соломинки. Все три причудливо одетые почти полностью в белое, дабы соответствовать «белой теме» гостиной матери Элен — белые диваны, белые стены, белые украшения, — одинаково спорхнули с высоких табуретов, на которых они восседали, чтобы расцеловать Патрика в обе щеки. Но он-то ожидал поцелуя в одну щечку и постоянно поворачивался не тем боком, и ему пришлось весьма неловко сгибать колени, чтобы дамы могли дотянуться до него.

— Зачем это вы все вырядились в белое? — спросила Элен. — Вы же сливаетесь с мебелью!

В ответ раздался мелодичный смех.

— Мы и сами глазам не поверили, когда друг друга увидели! — промурлыкала Филиппа.

— Мы выглядим, как Бетт Мидлер в фильме «Клуб первых жен». Но это не значит, что мы когда-то были женами.

Элен видела, как взгляд ее матери остановился на наряде Патрика — загородном варианте одежды делового человека: синие джинсы и джинсовая рубашка с закатанными до локтя рукавами. Джон всегда носил одежду от Армани, Версаче и еще каких-то итальянских модельеров, настолько изысканных, что Элен о них и слыхом не слыхивала.

— Ах, Анна, но Мел-то нынче — жена! — напомнила ей Филиппа.

— Да, конечно. Просто я никогда о ней не думаю так. Мел, это комплимент!

— Я весьма польщена.

— А кто еще был в том фильме? — пропела Филиппа. — Бетт Мидлер, Голди Хоун и кто-то еще. Кто-то, кто мне нравится. Патрик, вы знаете?

Патрик был явно поражен.

— О… нет, я не…

— Мы так решили, потому что прочитали одну и ту же статью в журнале «Вог», — сообщила Мел. — Насчет расцветок, подходящих для женщин «за пятьдесят». Хотя в строгом смысле нельзя сказать, что нам за пятьдесят.

— Говори за себя, — тут же возразила Анна.

Мать Элен считала истинным оскорблением любое напоминание о ее настоящем возрасте.

— Да ты на тридцать четыре дня старше меня, Анна О’Фаррел!

— Дайан Китон! — воскликнула Филиппа. — Вот кто была третья жена! Слава богу, я вспомнила. Меня это всю ночь мучило.

— Патрик, что вам предложить? Пиво, вино, шампанское, что-нибудь покрепче? У вас усталый вид.

Мать Элен сосредоточила взгляд фиолетовых глаз на Патрике, как хищная птица на потенциальной жертве.

Глаза Анны нельзя было не заметить. Ее друзья считали, что если бы в молодости она решила посоперничать с Элизабет Тэйлор, кто из них красивее, то вполне могла бы выиграть такое соревнование, если бы сочла, что ей это нужно. К несчастью, Элен не унаследовала этот прекрасный цвет. Конечно, ее желание или нежелание было тут ни при чем, хотя Элен всегда подозревала, что на самом деле у ее матери был выбор, только она решила сохранить это великолепие исключительно для себя. Она весьма гордилась своими глазами.

Патрик вновь откашлялся:

— Пиво было бы в самый раз, спасибо, э-э…

— Элен, ты до сих пор не представила нас друг другу должным образом. Бедняга, наверное, думает, что случайно забрел в какой-нибудь гарем в отставке.

— Да ты же не давала мне и слово вставить, — возразила Элен. Она положила ладонь на руку Патрика. — Патрик, это моя мать, Анна.

— Замечаете сходство? — Анна похлопала ресницами, протягивая ему стакан пива.

— Я не… я не уверен. — Патрик сжал стакан.

— А это мои крестные, Мел и Пип, — продолжила Элен, игнорируя свою мать. — Или ты сегодня Филиппа? Она называет себя то так, то эдак.

— Это зависит от того, толстая я или худая, — пояснила Филиппа. Она одарила Патрика улыбкой и провела ладонями по своим пухлым бокам. — И совершенно очевидно, кто я прямо сейчас, не правда ли?

По лицу Патрика пробежало выражение откровенной паники.