Так или иначе, но Пашка привык к Яне, привязался и в какой-то мере даже полюбил. Ее ненавязчивость, умение быть нужной даже ему, человеку, лишенному потребностей, ее нежность, ее преданность трогали его душу.

— Я не собирался семью заводить, — слова застревали у него в горле, — но сделал ей предложение… Она отказалась, и, если честно, так будет лучше и для нее, и для меня.

— Почему лучше? — спросила Вика. — Зачем ты придумал о себе всякую ерунду — что ты алкоголик, что ты неудачник? А пьяным ты никогда и не бываешь! Что тебе мешает жениться на Яне?

— Не хочу об этом…

— Но почему?.. Что такое случилось в твоей жизни?

Паша нахмурил рыжие брови. Они столько лет не виделись и не разговаривали, а теперь он вдруг начнет живописать ей свой глубокий, душераздирающий, полный трагизма внутренний конфликт! Не дождешься, старая подруга!..

Он пожал плечами и махнул рукой — отстань! На Вику жест не произвел ни малейшего впечатления. Она продолжала смотреть на него серьезно и внимательно.

— Женщину, которую я полюбил, убил совсем не тот человек, которого я подозревал, — сообщил он тоном диктора, рассказывающего о погоде на юге Франции. — Я думал, что убийца — это ее муж. Позволил себе ревновать.

— И эти ожоги?..

Паша ответил коротко:

— Да.

Вика помолчала. Если бы она сейчас начала говорить, что в жизни все бывает и если ты жив, то надо жить, а не сдаваться, то он бы встал и ушел. Не так давно рыжий сыщик уже слышал нечто подобное, ему предостаточно! Но Вика не стала этого делать.

Пашка закурил, выдул дым изо рта и ноздрей, напомнив Вике дракончика из мультфильма.

— Она всегда курила «Мальборо», — сказал он зачем-то.

Вика вернулась в комнату и села в кресло. Паше подруга детства казалась безумно красивой и при этом — безумно родной. Он любил ее, как любят только тех, с кем связаны самые чистые и светлые воспоминания жизни. Только бы она не задавала больше своих дурацких вопросов.

Однако она спросила. К счастью, совсем не то, чего он опасался:

— Так ты понял, куда пропала Ираида? Ты думаешь, она погибла?

Паша пожал плечами:

— Пока нет тела, думать мы можем что угодно. А ты рассказала Роберту о Лене?

— Конечно. И о том, что деньги Лена утащила.

— Больше ему ничего не говори. Есть одна идея. Ты никогда не слышала о маньяке, который гуляет по пляжу и в День Нептуна похищает девушек?

— Что ты! — испуганно воскликнула Вика. — Что ты такое говоришь! Да кто к нам после этого приедет?! Этого Роберту нельзя говорить…

— Друг мой, — обратился к ней строго и иронично Паша, — в таких вещах стоит разобраться, даже если это просто байка. Вот представь, два года подряд на пляже пропадают шестнадцатилетние девушки…

— Это были совпадения! А в этом году и вовсе никто не пропал!

— Да? — Серые, холодноватые в своей глубине глаза Паши смотрели прямо в карие глаза Вики. — Ты уверена?

— Роберт, здравствуйте, — сказал Паша по возможности бодрым тоном, сознавая, что если к его битой морде добавить унылый голос, то заплакал бы даже Гитлер.

Мужчины встретились в холле второго этажа. Сменщица Корины — медсестра по имени Алена — в срочном порядке вызвала его в медкабинет. Понимая, что пострадавшие такого масштаба, как он, в медкабинете отеля — большая редкость и прямо-таки дефицит, Седов решил порадовать Алену своим посещением. И коробкой конфет. Кроме того, надо было взять справку о причиненных ему травмах.

— Ох, — вместо приветствия, ответил Роберт, пожимая руку другу своей жены. Он бесцеремонно, но с большим сочувствием разглядывал лицо Паши. — Мне жаль, что это у нас тут случилось. Я уже позвонил в Боровиковскую милицию, там у них участковый Петр Макарыч есть, он обещал разобраться с вашими обидчиками.

— Спасибо за заботу, — улыбнулся Паша. — Я как раз собираюсь написать заявление в милицию. Хорошо бы узнать, кто на меня покусился.

— Макарыч разберется. А я вчера мать Ираиды встретил, — признался Роберт. — Она мне сказала, что муж ее в отеле работает. Кажется даже, вы с ним знакомы. Он бильярдист. Но на самом деле ей был нужен не он, а я. Знаете зачем?..

— Она просила, чтобы вы не отбирали у нее деньги, оставленные «похитителям» в камере хранения.

Хозяин отеля серьезно сказал:

— Вы ясновидящий.

— В данном случае это нетрудно, — поскромничал Павел Петрович. — Но вы-то что ей ответили?

— Сказал, что если деньги она прикарманит, то я обвиню ее в вымогательстве. В похищении моей дочери. В шантаже моей жены.

В поселок Паша снова направился пешком. Дождь, накрапывающий с утра, все не прекращался, хоть и не усиливался. При ближайшем рассмотрении этот дождь оказался так себе дождичком, не больше. А все-таки Седов, презиравший зонты, на этот раз зонт прихватил. Его нервировала одна мысль о том, что в рану на голове будут попадать капли воды.

Примерно на середине пути Паша замедлил ход. От этого места он стал перемещаться медленнее, внимательно глядя под ноги и озираясь по сторонам. Несколько раз он даже возвращался на несколько шагов назад, чтобы лучше разглядеть выбранный участок дороги.

Вдруг он наклонился и, постанывая от боли в боку, поднял с земли человеческий зуб. Рыжий сыщик присвистнул с радостным удивлением.

В поселке он быстро нашел отделение милиции и Петра Макарыча, с виду вылитого участкового Аниськина, — немолодого человека, скрывавшего под маской наивности цельную натуру и развитой интеллект.

Зуб Пашиного врага Петр Макарыч встретил аплодисментами:

— Ну, ты — мужик, Павел Петрович! Хвалю. Двое на одного, а ты исхитрился молодчику стоматологию попортить!

Паша скромно улыбнулся:

— Разозлился я…

— Эт молодец, что разозлился. Давай-ка зуб сюда — уликой будет.

В кабинете участкового было душновато. Макарыч встал, открыл окно, достал из шкафа стопку белых листов и протянул Седову:

— Пиши.

Паша стал писать.

— Так ты не понял — за что тебя? — спросил участковый. — Может, обокрасть хотели?

— Грабители — на машине гарцуют, а жертва — пешком шкандыляет, — иронично усмехнулся Паша, продолжая строчить заявление.

— Ну да… — раздумывал Макарыч. — Верно. А ты с кем-нибудь ссорился в последнее время? Из-за девушки, скажем? Ты женат?

— Я вообще с людьми редко ссорюсь, — Седов оторвался от бумаги. — Разве что… — изображая озарение, он боялся переборщить: — Да, вспомнил! Поссорился с теткой на пляже, что пирожками торгует. Я отравился ее пирожком, сказал ей это, а она — в крик. Я тоже разозлился и говорю: нажалуюсь на вас в санэпидемстанцию.