Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Не выйдет. Я постоянно о нем думаю рядом с тобой.
- Правда?
Внезапно Дункан понял, что Эбби и впрямь полагает, будто он шутит. Наклонившись, он поцеловал ее.
- Да, Эбби.
Когда поцелуй закончился, Дункан внезапно произнес:
- Поживи со мной эту неделю.
Эбби закусила губу.
- Не думаю, что это хорошая идея. Я буду помогать тебе, я же обещала, но по вечерам я буду уходить домой.
- Почему? - раздраженно спросил Дункан, ощущая, как прекрасное настроение после страстной ночи улетучивается.
Эбби пожала плечами, лицо ее было непроницаемым.
- Я лучше прекращу наши отношения сейчас. Ты скоро уедешь, и для меня расставаться будет нелегко, потому что ты мне дорог. Да и потом, у тебя в доме всю неделю будут появляться люди, а я не могу рисковать своей репутацией. Ты уедешь, а я останусь тут жить и работать.
Дункан вспылил:
- Так, значит, это все?
- А чего ты хочешь от меня?
Только неприкрытая боль в ее взгляде удержала его от крика.
- Может, ты мне дашь шанс кое-что решить? - едва сдерживая ярость, произнес Дункан.
- Что решить? Я живу здесь, а ты - там. У нас с тобой был прекрасный секс, и это пока что единственное, что нас связывает. Я не хочу больше об этом говорить. Отвези меня в Кэндлвик, пожалуйста.
В течение целого часа езды оба молчали, и атмосфера была накаленной. В конце концов Дункан решил, что слишком устал, чтобы сердиться на Эбби. Она была права, даже если он и не хотел этого признавать.
Он взял ее за руку.
- Мы все сделаем так, как ты считаешь нужным. И я не хочу удерживать тебя рядом твоим же обещанием помочь мне.
Эбби пожала его руку.
- Я тебе нужна, ты же не можешь вот так просто позволить посторонним людям прийти и все забрать. Знаю, ты говорил, что не хочешь забирать ничего, но там могут быть ценные вещи… ценные не для тебя лично, а для вашей семьи - возможно, их стоит сохранить на память для детей Броди или твоих собственных.
- Я как-то не планировал иметь детей, - отозвался Дункан, кладя руку на руль.
- Да?
- Слишком много ответственности. Да и несправедливо по отношению к детям, когда родители разводятся.
- Личный опыт?
- Да. Я тебе раньше говорил, что не люблю тайн. Вот у моих родителей была одна. Они полагали, что защищают Броди и меня, умалчивая о собственных проблемах, делали вид, что все хорошо, никогда не спорили и не кричали на нас. Наверное, это казалось разумным.
- А на самом деле?
- На самом деле нет. Мы с Броди были буквально ослеплены, узнав о разводе родителей. Эта новость выбила почву у нас из-под ног, мы почувствовали, что нас одурачили, предали. Не знаю, что бы мы и делали без бабушки и дедушки.
- Не все браки завершаются так.
- Но очень многие. Так что я даже пытаться не буду. - Дункан крепко сжал руль. - Может, сменим тему?
- Конечно.
Спустя несколько минут Эбби попросила:
- Расскажи мне, как ты работал в компании брата. Тебе нравилось?
- Да, - искренне ответил Дункан, вспоминая свой офис с видом на озеро.
- И ты, как и Броди, любишь воду и лодки?
Дункан усмехнулся.
- Не совсем. Я люблю Скай. Там очень красиво. Но меня больше привлекают горы. Пару лет назад я начал покорять вершины Мунро. Осилил двадцать три штуки.
- Мунро? Я не знаю, что это означает.
- В Шотландии так называются все горы выше трех тысяч футов. Всего их почти триста. Так что мне еще прилично нужно поработать. Переезжая в США, я постоянно думал о том, как смогу исследовать Голубой хребет. Я буквально влюбился в эти горы, когда ребенком проводил здесь лето.
- Да, у нас есть очень красивые вершины. Но они отличаются от шотландских.
- Да. Наши горы голые, в них ветрено. У вас вершины в два раза выше, и до них нелегко добраться.
- Ну, - с напускной веселостью произнесла Эбби, - может, ты найдешь время хотя бы на один поход до отъезда.
И вновь воцарилось неловкое молчание - той естественной близости, что возникла между ними ночью, как не бывало. Эбби, казалось, намеренно напоминала ему об отъезде.
Дункан решительно направил машину по дороге, взбирающейся на гору, к дому бабушки. Он не собирался давать Эбби шанс попросить его отвезти ее домой. Дом уже выглядел одиноким и печальным, хотя в нем не поменялось ничего, кроме обитателей. Выгрузив сумки из машины, Дункан заметил, что на крыльце кто-то оставил цветы и открытки. Пока он читал их, Эбби сохраняла дистанцию, и это раздражало его, как и все ее попытки держаться на расстоянии после вчерашней ночи. Дункан злился, хотя и не мог сказать, чего он хочет от Эбби. Неужели он испугался, что она захочет от него серьезных отношений?
- Пообедаем? - спросил он, когда они вошли.
- Я не голодна и до ужина вряд ли проголодаюсь, - не глядя на него, ответила Эбби. - Наверное, я начну с первой спальни.
- Как хочешь.
- А ты чем займешься?
- Буду разбирать офис. Бабушка попыталась это сделать с Броди и Кейти, но для нее это было слишком, и она взяла с меня обещание, что я ей помогу.
Эбби подошла к Дункану и обняла его, прижавшись щекой к его груди.
- Мне жаль, что ее больше нет, Дункан.
Он крепко прижал ее к себе.
- Да. Она была потрясающей женщиной. Надеюсь, они с дедушкой не видят сейчас, что я собираюсь сделать.
- Ты должен принимать решения, подходящие для тебя и твоей семьи. - Эбби отошла. - Вчера я нашла на кухне мешки для мусора. В белые буду складывать вещи для благотворительных организаций, а в черные - все, что нужно выбросить. Нормально?
Внезапно Дункан ощутил, что его переполняют эмоции - слишком много на него навалилось: необходимость что-то решать с бизнесом, ожидания Эбби, его собственная неуверенность во всем, что происходило.
- Делай как хочешь, - коротко ответил он. - Мне все равно.
Эбби резко повернулась и ушла. Дункану хотелось броситься за ней и извиниться, но он подумал, что, может, так даже лучше. Пусть решит, что он грубиян, может, так ей будет легче с ним расстаться…
С неохотой он направился в кабинет деда и принялся за утомительную работу разгребания вещей, а их там хватало. Все ящики были забиты мелочами, хранившимися в кабинете десятилетиями. Там были сотни карт и чертежей - Дункан без сомнения решил выбросить все, потому что самые важные сохранились в главном офисе компании. Однако все же Эбби оказалась права - практически сразу он принялся складывать в отдельную коробку вещицы, слишком ценные или исторически важные для того, чтобы их выбросить.