Отто Юльевич ответил, что вполне разделяет мой взгляд, почему решил включить в план работ Арктического института не только устройство станции на мысе Челюскина, но и организацию экспедиции Северо-Восточным проходом. К последнему проекту я присоединился полностью». (1934, с. 77–78). Определенно это был разговор единомышленников, причем с заключением устного союза о совместных действиях в значительной мере, как показало будущее, оправдавшихся.

Визе далее отмечает в своем дневнике: «6 сентября. Снова в Русской Гавани. Экспедиция идет к концу. Как только геологи и топографы закончат свои работы, идем в Архангельск…»

В дополнение к этому лишь отметим, что Шмидт предпринял попытку пересечь Новую Землю, которая не могла увенчаться успехом. По описанию участвовавшего в этом предприятии Муханова произвести более или менее достоверную привязку выполненного маршрута к реальной местности или современной карте невозможно. Можно лишь утверждать, что он проходил по восточной части ледника Шокальского. Скажем прямо, его научные результаты оказались скромными, наглядно продемонстрировав Шмидту ограниченные возможности таких спонтанных, попутных решений на местности, что ему было, впрочем, уже известно по Памиру.

13 сентября «Седов» возвратился в Архангельск, и, таким образом, вторая совместная экспедиция Шмидта, Визе и Самойловича благополучно завершилась. Последний, по возвращении из вояжа, наиболее полно описал научные результаты экспедиции в журнале «Природа» (№ 11–12 за 1930 год). Судя по этой статье Самойловича, наблюдения в морских экспедициях 1929 и 1930 годов носили комплексный характер, позволяли характеризовать как ландшафты, так и природные процессы, что, несомненно, является сильной стороной проведенных исследований. Самому Шмидту в обществе опытных полярников и заслуженных специалистов было чему поучиться. Кроме того, связывая на будущее свою судьбу с Арктикой, он знал на кого опереться.

Непростой вопрос, по мнению ветеранов Арктики, – собственно, кто кого выбирает? Молодой ли человек, впервые переступивший порог соответствующей организации и старающийся сохранить независимый вид под испытующим взглядом кадровика, или Ее Величество Арктика, убедившись в качествах очередного новобранца по окончании испытательного срока? Испытательный срок для героя настоящей книги был уже пройден, и, как показали ближайшие события, свой выбор он сделал.

На Земле Франца-Иосифа создан опорный научный пункт с большими перспективами на будущее, необходимый, прежде всего, для изучения изменений в энергоактивной зоне Арктического фронта на контакте теплых и холодных воздушных и водных масс. Создание такого же пункта наблюдений на Северной Земле позволяло судить о затухании природного процесса по мере удаления далее к востоку. Открытие острова Визе доказало высокий уровень науки о природных процессах в море, включая прогнозное направление. Было устранено обширное белое пятно на востоке Карского моря (несравнимое по величине с тем, что было сделано два года назад на Памире). При его ликвидации установлены западные пределы архипелага Северной Земли и открыто несколько новых островов, выполнен обширный комплекс гидрологических и метеорологических наблюдений. Другие наблюдения (гидрология суши, рельеф, геология слагающих пород, изучение морского дна и грунтов, геоботаника, животный мир, включая топографические съемки) стали значительным вкладом в географию Арктики, что в полной мере определилось в самом ближайшем будущем. Сама география высоких широт из науки о существовании неизвестных земель и морей все более становилась наукой о природных процессах в условиях на грани жизни, приобретая тем самым особое значение для страны.

Для Визе экспедиции 1929–1930 годов подтвердили заслуженную славу специалиста в области ледового прогноза, значение которого становилось все более актуальным в связи с увеличением перевозок по Карскому морю. Его научный потенциал на будущее далеко не был исчерпан, и сотрудничество со Шмидтом выглядело достаточно перспективным.

Самойловичу экспедиции 1929–1930 годов позволили значительно расширить свой научный и полярный кругозор, поскольку он побывал в новых местах, получив тем самым материал для сравнения с районами, где он работал прежде. Однако сам он, похоже, испытывал двойственное отношение к происходящему. Пик его славы в связи с экспедицией на «Красине» к лагерю Нобиле летом 1928 года отошел в прошлое. Достигнутый уровень вполне устраивал Рудольфа Лазаревича, и прорыва в неизвестное будущее на шестом десятке лет (десятилетняя разница в возрасте по сравнению с «шефом» была вполне ощутимой) ожидать было трудно.

Шмидт собственное участие в двух своих первых арктических экспедициях оценил следующим образом: «Для меня походы 1929 и 1930 годов на борту “Г. Седова” были арктическим крещением – до этого я не бывал в Арктике. Хотя географические исследования меня интересовали издавна, но не могу утверждать, что мои мечты концентрировались именно на Арктике. Как бы то ни было, но, отправляясь на Землю Франца-Иосифа, я, конечно, не знал, что так горячо полюблю Арктику и что мне придется в течение многих лет служить моей Родине на этом изумительном поприще» (1959, с. 28).

На глазах многих бывалых полярников, ученых и моряков, буквально быстро рос и развивался масштабный руководитель нового типа, настоящий адмирал ледового плавания. Помимо деловой хватки, административного таланта и харизмы в глазах подчиненных, он обладал еще нужными связями «в верхах», чего не было у других (Визе, Самойловича, Урванцева и т. д.), а также готовностью к риску масштабных решений. Правда, ему пока не хватало специальных знаний, связанных с арктической природной обстановкой, однако теперь в его распоряжении был весь научный штат Института по изучению Севера во главе с директором.

Стенограмма отчета Шмидта в Арктической комиссии под председательством С.С. Каменева весьма информативна для оценки его планов на будущее: «На борту “Седова” между мной и В.Ю. Визе завязался разговор о дальнейших задачах арктических исследований. Мы сошлись на том, что исследования в западной части Советской Арктики можно считать в первом приближении законченными и что теперь внимание должно быть обращено на восточную часть и на пути с запада на восток. Я предложил экспедицию на ледоколе из Архангельска во Владивосток по пути Норденшельда, но без зимовки. В.Ю. Визе горячо поддержал эту идею и предложил осуществить ее в 1932 году – Международном Полярном» (1959, с. 29).

Определенно Шмидт увидал в Арктике в 1929–1930 годах гораздо больше перспектив, чем на Памире в 1928-м. Плавание же 1930 года дало ему еще больше! Он убедился в перспективности своих новых подчиненных для условий, несравнимых по трудности даже с Памиром, для достижения гораздо более значительных результатов в науке и практической работе! Определенно можно было пожертвовать спортом ради гораздо более значительных целей… Шмидт, если бы он был верующим человеком, мог бы с полным на то основанием воскликнуть вместе с героем Киплинга:

В самое ближайшее время в деятельности Института по изучению Севера произошли значительные изменения, причем по воспоминаниям современников не удается установить, кто был их инициатором. По утверждению Самойловича, «Институт по изучению Севера, на основании докладной записки автора этих строк, был преобразован во “Всесоюзный Арктический институт”». Действительно, на заседании Президиума ЦИК СССР 29 ноября 1930 года было утверждено положение об институте, в котором его задачи излагались следующим образом: «Всесоюзный Арктический институт является центральным организующим и руководящим научно-исследовательским учреждением для всестороннего изучения полярных стран Союза СССР, состоящим при ЦИК СССР и находящимся в ведении Комитета по заведыванию учеными и учебными учреждениями ЦИК Союза ССР».